Еще исследование продемонстрировало, что район не знает (и не признает) назначенных авторитетов. Портфель и кресло, умноженные на служебную машину, воспринимаются как функция, которой положено отвешивать порцию «ку». Но цитировать мнение таких авторитетов, и тем более прислушиваться к нему дураков нет. То есть еще раз: в одном из старейших районов Питера, где каждый второй житель – заслуженный лидер общественного мнения, не было ни одного «народного паровоза», готового вписаться за «ЕР» или хотя бы не демонстрировать свою враждебность. Действующая районная власть, действующие муниципальные власти трех муниципальных образований, лояльные им ЛОМы [4] , судя по исследованию, реальным авторитетом не обладали. Эти выводы сэкономили деньги, отложенные «на сотрудничество», и не дали пойти по ложному пути.
Исследование помогло и в другом. Когда мы на старте кампании показательно мерялись с районной администрацией толщиной своих потенциалов и уровней притязаний (сражались над контролем за избирательным процессом), аргумент о том, что в районе нет нормальных людей, готовых за 84 дня вытянуть рейтинг кандидата с нуля до бесконечности за счет силы своего авторитета, потому что, если бы они были, эти люди, то глава не курил бы нервно бамбук со своими 16 % узнаваемости, набранными за целых 2,5 года работы (и это при условии, что «у нас все схвачено»), – так вот этот аргумент оказался решающим. Нас оставили на своей страх и риск, и кампанию в итоге мы вели самостоятельно – в рамках, куда нас до этого загнал район.
Но вторую социологию я заказывать не стал – выяснилось (хорошо, что не потом), что нам меняли обложки и ФИО, а сами цифры и графики ходили по кругу, перепродаваясь от кандидата к кандидату: в стандартном исследовании было много общего про политические расклады и шансы каждого игрока, это был сезонный товар, который пользовался одинаково повышенным спросом у кандидатов и их конкурентов.
Очаровательные кандидатши психологических наук грустили по мне и моей кампании. С сентября по ноябрь я как минимум три раза получал настойчивые предложения потратить деньги – простите, провести социологию. О социологии тосковал и мой начальник штаба. В итоге мы договорились о том, что я принимаю на себя риск работы «вслепую». Я вовсе не сошел с ума: социология валялась под ногами. В активный период избирательной кампании ею занимались все СМИ, политологи, партии. Здесь были исчерпывающие данные по изменению рейтинга «ЕР». Что касается личных успехов, то уровень своей узнаваемости я замерял на встречах и улицах округа. Логика была следующей: если обычные люди должны проголосовать за меня 4 декабря, значит, они должны: а) знать меня, б) желать проголосовать за меня, то есть активно симпатизировать при моем виде и появлении. И если я встречаюсь со своими избирателями каждый день и хожу ногами по территории округа, то их реакция – это и есть мой рейтинг. Такая позиция поставила крест на фокус-группах – еще одной излюбленной социологической примочке.
Я объявил, что забиваю болт на фокус-группы, в первый же день работы штаба, когда кто-то только попытался заикнуться об этом. Мы создавали инновационный продукт на существующем партийном рынке, и было бы безрассудным проверять его частями и за деньги (на самом деле я процитировал великого Стива Джобса, чью позицию по фокус-группам я полностью разделил). Я сказал, что рассматриваю любое предложение о фокус-группе как попытку переложить ответственность на чужие плечи и получить индульгенцию в случае будущей неудачи. Вопросов не прозвучало.
За полтора месяца до выборов мы организовали call-центр. Если называть вещи своими именами, это был говорящий будильник, который доставал людей звонками в неурочное время, так как специализировался на борьбе с лентяями, сонями и прочими несознательными гражданами, которые могли не дойти (забыть, проспать) до избирательного участка. Звонить мы собирались по накопленной базе сторонников «ЕР» и/или Федотова, куда должны были стекаться контакты со всех дворовых встреч, разговоров с коллективами, а также номера, добытые агитаторами во время поквартирных обходов, и т. д. Забегая вперед, скажу, что, вместо запланированных 20 000 фамилий, в базе с трудом собралось около 5000, то есть штаб провалил эту работу.