Моя семья страдала от недостатка денег, однако мы никоим образом не считали себя бедными. Хотя школьные преподаватели получали очень небольшое жалованье, мы были обеспечены всем бесплатным: едой, домом, теплом и водой, а также рабочими, убиравшими снег и ухаживавшими за лужайкой. Начиная со своего четвертого дня рождения, я питался в столовой подготовительной школы, бегал за мячами в школьной футбольной команде, тренируемой моим отцом, и подавал полотенца в раздевалке.
Было бы преуменьшением сказать, что преподаватели и их жены ощущали свое превосходство над местными жителями. Я часто слышал шутку родителей о лордах поместья, управляющих туповатыми крестьянами внизу. Я знал, что это больше, чем шутка.
Мои друзья по начальной и средней школе происходили как раз из этого нижнего класса и были очень бедны. Их родители были чумазыми фермерами, плотниками и рабочими в мастерских. Они обижались на «приготовишек с холма», и, в свою очередь, мои отец с матерью предостерегали меня от чрезмерного общения с поселковыми девчонками, которых они называли не иначе, как деревенщиной и неряхами. Я же делил свои учебники и мелки с этими девочками, начиная с первого класса, и за эти годы влюблялся в троих из них – Энн, Присциллу и Джуди. Мне было трудно понять соображения моих родителей, однако я подчинялся их пожеланиям.
Каждый год мы проводили три летних месяца каникул моего отца в домике на озере, выстроенном моим дедом в 1921 г. Он был окружен лесом и каждую ночь мы могли слышать крики сов и рычание горных львов. Соседей поблизости не было, я был единственным ребенком в радиусе пешеходной прогулки. В детстве я проводил дни, воображая деревья рыцарями Круглого стола и попавшей в беду девицей по имени Энн, Присцилла или Джуди (в зависимости от года). Нимало не сомневаюсь, что страсть моя была так же сильна, как любовь Ланселота к Джиневре, – и столь же тайна.
В четырнадцать я получил право на бесплатное обучение в школе-интернате Тилтона. Подталкиваемый родителями, я отказался от всего, связанного с поселком, и больше никогда не видел своих старых друзей. Когда мои одноклассники разъезжались на каникулы по домам, в свои особняки и пентхаусы, я оставался один на холме. У меня не было подруг, все девочки, которых я знал, были «неряхами», я отставил их, и они забыли меня. Я был один и ужасно переживал.
Мои родители были матерами по части манипуляций и уверяли меня, что мне очень повезло с подобной возможностью и когда-нибудь я буду им за это очень благодарен. Я смогу найти достойную жену, удовлетворяющую строгим моральным стандартам моей семьи. Я же весь кипел внутри. Я жаждал женского общества, секса, и все больше подумывал о том, чтобы завести отношения с какой-нибудь «неряхой».
Однако вместо бунта я подавлял свой гнев и сублимировал свои переживания тем, что старался превзойти всех. Я был прилежным учеником, капитаном двух школьных команд и редактором школьной газеты. Я был настроен переплюнуть своих богатых одноклассников и оставить Тилтон навсегда позади.
В течение последнего года учебы я добился права на дальнейшее спортивное обучение в Брауне или обучение наукам в Миддлбери. Я склонялся к Брауну, в основном, потому, что предпочел стать спортсменом и потому что он был расположен в городе. Моя мать училась в Мидлбери и мой отец получил магистерскую степень в Мидлбери, и несмотря на то, что Браун входил в Лигу Плюща, они настояли на Мидлбери.
«Что, если ты сломаешь ногу?» – вопрошал мой отец. «Все лучше, чем грызть науку», – рубил я.
Миддлбери был, в моем представлении, просто расширенным изданием Тилтона, разве что лишь в сельском Вермонте взамен сельского Нью-Гэмпшира. Правда, здесь было совместное обучение, но я был беден, тогда как почти каждый студент был богат, и я не посещал школу с совместным обучением четыре года. Мне не хватало веры в себя, я чувствовал себя деклассированным и несчастным. Я умолял отца позволить мне переждать один год. Я хотел поехать в Бостон и узнать больше о жизни и о женщинах. Отец не желал и слышать об этом. «Как я могу претендовать на подготовку к колледжу детей других родителей, если мой собственный сын сам не готов к нему?» – спрашивал он.