Я не сразу впустила ее в дом. Мы не виделись со дня моей свадьбы. Я не хотела, чтобы она вторгалась в мою новую жизнь. Ей там просто не было места. После смерти отца она не слишком заботилась о своей репутации. Больше всего мне хотелось зажмуриться и подождать, пока она исчезнет. Но вместо этого я лишь с глупым видом наблюдала, как она нетерпеливо постукивает ногой по плиткам.
— Может быть, ты впустишь меня, пока сюда не сбежались соседи? — едко спросила она.
Я чуть шире открыла дверь и отступила в дом. Она вошла и, нахмурившись, стала стаскивать босоножки в нашем крошечном коридоре. Но я не стала ее останавливать — пусть немного попыхтит. Сверху послышался плач Акиры, который, проснувшись, не обнаружил рядом мамы. Когда я спустилась с ним вниз, мать уже сидела за столом в кухне, пощелкивая пальцами.
— Так это мой внук? — сразу же спросила она.
— Да, это Акира, наш сын.
— А почему ты не сообщила мне о его рождении?
— Просто времени не было, — пробормотала я.
— Он же не только что родился. Сколько ему? Месяцев шесть — восемь? Или уже год?
Больше всего мне хотелось, чтобы она ушла, и я стала соображать, как бы ее спровадить.
Посмотрев на чашку Секи-сан, она сказала:
— Значит, к тебе уже ходят гости. Так рано могут зайти только соседи. Зря ты пускаешь их в дом. Надо было сделать вид, что ты спишь или тебя нет.
— Раньше надо было меня учить, — буркнула я.
Мать не обратила на мои слова внимания.
— Следовало сразу мне сообщить. Я бы тебе помогла. С малышами столько возни…
Я не ответила, потому что знала, что мать кривит душой. Она ни за что не бросила бы свой гольф, икебану и вечеринки, чтобы помочь мне.
Она стала рассматривать меня бесстрастным взглядом ученого.
— Ты похудела. Тебе идет. Когда грудь станет поменьше, будешь совсем неплохо выглядеть.
Но я отказалась принять этот знак перемирия.
— Завари мне чай, — распорядилась мать. — И давай доедим пирожки. На вид они очень приличные. Где ты их купила?
— Соседка принесла, Секи-сан.
— Держись подальше от соседей. От них одни проблемы, — снова завела свою песню мать.
— Как я могу не пускать их в дом? Это же невежливо.
Мать фыркнула и ничего не сказала. Я отдала ей Акиру, удивившись, как легко она согласилась взять его на руки. На ней ведь дорогое платье и все такое.
Когда я вернулась к столу с чаем, она заявила:
— Вижу, что муж тебя балует. Молодец. Красивая сумка, но слишком банальная. В следующий раз покупай Феррагамо.
Я уже открыла рот, чтобы рассказать ей о своем вчерашнем вояже по магазинам, но последняя фраза остановила меня. Ко мне вернулось чувство неполноценности, которое она всегда старалась мне внушить. И тут Акира потянулся ко мне и опрокинул ей на колени чашку с чаем. По желтому дизайнерскому платью растеклась коричневая жидкость. Мать взглянула на пятно, и ее лицо стало чуть напряженным. Молча передав мне ребенка, она пошла в ванную, прихватив с собой сумку. Я услышала звук льющейся воды и шум фена. Когда через десять минут она выплыла из ванной, на ее платье не было ни пятнышка. Макияж она тоже успела поправить. Выглядела моя мать на все сто.
Больше она ко мне не приезжала.
Вы можете спросить, зачем я все это рассказываю. Может, вы думаете, что я сочиняю? В конце концов, перед вами уже не девочка. Мне под сорок, и при свете дня на животе у меня видны следы от кесарева сечения, а грудь стала вялой и слегка обвисла, так что я давно уже ношу бюстгальтер. Вы скажете, что вряд ли можно помнить в мельчайших подробностях такое незначительное событие, как покупка сумки и все, что за этим последовало. Но я ничего не забыла. Я помню все свои покупки — во всяком случае, те, что делала поначалу. Если бы я могла пригласить вас домой, то показала бы босоножки, которые купила сразу же после отъезда матери. Они тоже от Луи Виттона. Классические сандалеты из коричневой кожи. Даже сейчас они выглядят элегантно. Вот это мне и нравится в дорогих вещах. Они не устаревают и не изнашиваются.
Сейчас молодые женщины одеваются очень модно, но носят они в основном всякую дешевку, которая моментально теряет вид. В конце восьмидесятых Япония купалась в деньгах, и мы приобретали только самое лучшее — по-настоящему роскошные вещи из Италии и Франции. В те времена дешевые европейские товары в Японии не продавались. Когда я смотрю на свои босоножки от Луи Виттона, то всякий раз вспоминаю, как быстро мать привела в порядок свое залитое чаем платье. Это часть японской культуры. Мы умеем наводить чистоту. И любим красивые вещи. Мои первые сандалеты от Луи Виттона никогда не выйдут в тираж. Они не исчезнут от грубого слова, как это бывает с любовью. Они навсегда со мной.