Выбрать главу

И укрепился я духом, и встал и подошел к ученикам своим, которые спали духом от печали, не разговаривая между собой, как некогда, и были полны тревоги и уныния. И сказал им:

– Что вы спите? Встаньте и молитесь, чтобы не впасть в отчаяние.

И снова отошел я и молился духу своему.

– Отче мой! Если не может чаша сия миновать меня, чтобы мне не пить ее, да будет воля твоя. Я знаю, что моя смерть – жизнь для многих.

И когда я вернулся, опять застал своих учеников спящими. Тогда я отошел и снова помолился своему духу, а когда возвращался к ученикам, заметил поодаль людей и солдат, которые приближались. Иуда знал место, где я собирался с учениками своими и выдал его священникам. Я подошел к ученикам и сказал им:

– Вы все еще спите и почиваете? Кончено, пришел час. Вот, предается Человек в руки грешников. Встаньте, пойдем, вот, приблизился Иуда, предающий меня, с людьми. Они хотят убить не меня, они хотят убить истину спасающую, Христа. Они убьют мое тело – тело слабого человека, но не убьют мое слово истинное, мой дух святой, истинный, который воскреснет в вашем духе. Тот, которого вы увидите у креста, радостного и улыбающегося, есть живой Иисус. А тот, в чьи руки и ноги они вобьют гвозди, – это его плотская оболочка, которая всего лишь отражение. Они предадут позору то, что является его подобием.

И тотчас, как я еще говорил, подошел Иуда, один из двенадцати, и с ним множество народа разозленного с мечами и кольями, с фонарями и светильниками от первосвященников и книжников и старейшин. Иуда подошел ко мне, и поцеловал, и сказал:

– Здравствуй, Равви.

Я же сказал ему:

– Друг, для чего ты пришел?

Бывшие же со мною, видя, к чему идет дело, сказали мне:

– Учитель, не ударить ли нам мечом, который ты дал нам – словом истины?

Я же спросил пришедших:

– Кого ищете?

Мне отвечали:

– Иисуса Назарея.

Я сказал им:

– Это я. Если меня ищете, оставьте их, учеников моих, пусть идут, да сбудется слово, данное мною однажды себе: из тех, которых отец мой ко мне привлек, я не погубил никого.

И тотчас люди, бывшие с Иудой, схватили меня. Тогда Петр начал выговаривать рабу первосвященника, другу своему Малху, который схватил меня.

И закричал ему я:

– Возврати меч свой в его место и помолчи, ибо все, взявшие слово сейчас, от меча погибнут. Или ты думаешь, если бы я захотел, то не смог бы сказать двенадцать легионов слов этим глухим и слепым людям? Неужели мне не пить чаши, которую дало мне призвание моего духа? Оставьте, довольно.

И, обратившись к Малху, я попросил у него прощение за несдержанность ученика своего. Первосвященникам же и начальникам храма и старейшинам, собравшимся против меня, я сказал:

– Как будто на разбойника вышли вы с мечами и кольями, чтобы взять меня. Каждый день бывал я с вами, уча в храме, и вы не поднимали на меня рук, но теперь ваше время и власть тьмы.

Тогда ученики, увидев, что меня схватили, чтобы предать суду, испугались и убежали. Воины же и священники взяли меня и связали. И повели меня к тестю Каиафы Анне, который был на тот год первосвященником

XLVIII

Когда вели меня, я видел Петра, который следовал за мной даже внутрь двора первосвященника, и сидел со служителями, и грелся у огня. И привели меня к Анне, где собралось много народу. И спросил Анна меня об учениках моих и об учении моем.

Я же отвечал ему:

– Я говорил явно миру, я всегда учил в синагоге и в храме, где всегда иудеи сходятся, и тайно не говорил ничего. Что спрашиваешь меня? Спроси слышавших, что я говорил им. Вот, они знают, что я говорил.

Когда я сказал это, один из служителей, стоявший близко, ударил меня по щеке, сказав:

– Так отвечаешь ты первосвященнику?

Я отвечал ему:

– Если я сказал худо, покажи, что худо, а если хорошо, за что ударил ты меня?

Тогда Анна, рассердившись, приказал отвести меня связанного к своему тестю – первосвященнику Каиафе, дабы сообща насладиться плодами предательства.

Там уже собрались все первосвященники и старейшины и книжники – весь синедрион. И устроили они судилище, и искали свидетельства против меня такие, чтобы можно было предать меня смерти. Многие свидетельствовали против меня, но свидетельства сии были недостаточны, чтобы обвинить меня в богохульстве, достойном смерти.