И приводили свидетелей, и говорили они:
– Мы слышали, как он говорил: "Я разрушу храм сей рукотворный, и через три дня воздвигну другой, нерукотворный".
Однако сего было мало, дабы приговорить меня к смерти. Тогда священники решили искать свидетельства против меня в моих словах здесь. И первосвященник стал посреди и спросил меня:
– Что ты ничего не отвечаешь? Что они против тебя свидетельствуют?
Я же молчал в ответ, ибо разумел, что слова мои не помогут избежать суда саддукейского. Опять первосвященник спросил меня и сказал мне:
– Ты ли Христос, сын благословенного?
Я сказал:
– Что я ни скажу вам, вы не поверите, и что ни спрошу вас, не будете отвечать мне и не отпустите меня. Но вы узрите вскоре после меня Человека, полного силы духа. И человеков сих будет множество.
И снова они вскричали:
– Скажи, ты – сын божий?
Я ответил:
– Это вы говорите, что я есть он.
Тогда первосвященник разодрал одежды свои и закричал:
– Он богохульствует! На что еще нам свидетелей? Вот, теперь вы слышали богохульство его! Как вам кажется?
И все священники закричали в ответ:
– Должен умереть!
И повскакивали они с мест своих, обозленные на слова мои, много раз сказанные в храме против них, и подбегали и били меня по лицу и телу. И плевали в исступлении, крича: "Прореки, кто ударил тебя"? И много еще кричали они, хуля меня и мое учение, однако укрепился я духом перед тем и готовым был принять поношение и смерть.
Утром же первосвященники со старейшинами и книжниками и весь синедрион составили совещание. Они боялись, что, судив судом своим человека, которого почитали за учителя и пророка, навлекут на себя гнев народа. Тогда Каиафа сказал, что надобно, чтобы судил меня наместник римский, и принял на себя мою кровь. И, связав меня, священники повели к прокуратору Пилату в преторию. Тот прибыл в Иерусалим на Пасху из Кесарии Стратоновой, дабы следить за порядком подчас празднований.
Понтий Пилат, самнитянин из римского сословия всадников был человеком лет сорока пяти или пятидесяти и являлся прокуратором, распоряжался военными силами и руководил сбором пошлин. Помимо того, он занимался откупом налогов. Сие означало, что он платил Риму некую сумму за право взыскивать в свой карман пошлину с Иудеи. Итак, прокуратор жаждал спокойствия и порядка на его землях, дабы беспрепятственно собирать деньги с населения провинции. Это был человек высокомерный и жестокий, с презрением относившийся к иудейскому народу. Его прокураторство было ознаменовано многими жестокостями и несправедливостями, до крайности ожесточившими против него всех. Он попирал Закон и унижал веру иудейскую так, что священники грозились жаловаться на его самоуправство в Рим. И в последние же дни Пилат искал мира со священниками, дабы не возмущали они народ и не сеяли смуту против прокуратора. Однако священники не вошли в преторию в язычнику, чтобы не оскверниться, но чтобы можно было есть пасху, и ждали, пока выйдет к ним Пилат. И были там Анна и Каиафа, Суммас и Датам, Гамалиил, Иуда, Левий и Нефталим, Александр, Кир и другие судьи иудейские.
Пилат вышел к ним и спросил:
– В чем вы обвиняете человека сего?
Священники же говорили ему при мне:
– Если бы он не был злодей, мы не предали бы его тебе. Мы нашли, что он развращает народ наш и запрещает давать подать кесарю, называя себя Христом Царем.
Пилат спросил меня:
– Ты Царь Иудейский?
Я же сказал ему в ответ:
– Ты говоришь.
Пилат же опять спросил меня:
– Ты ничего не отвечаешь? Видишь, как много против тебя обвинений.
Я же молчал в ответ, разумея, что нет разницы для него никакой между моим учением и наукой книжников. И нет разницы для него, кто есть кто, ибо далек он от того и есть язычник римский, заботой которого есть порядок и сбор податей в Палестине. Он исповедовал принцип римского закона "Пусть делами богов занимаются сами боги". Однако же, увидев, как первосвященники и начальники иудейские преследуют меня, он не знал, что думать обо мне.
Тогда Пилат призвал меня к себе в преторию и снова спросил меня о том же. Я же молчал. Тогда Пилат, рассердившись на мое молчание, велел своим воинам римским бить меня. И били они и говорили: "Радуйся, Царь Иудейский!".
Пилат же, раздумав, как я и знал, вышел и ответил священникам:
– Я не нахожу никакой вины в этом человеке.
Когда же увидели меня выходящим из претории первосвященники и служители, то закричали:
– Распни, распни его!
Пилат сказал им:
– Возьмите его вы, и сами распните, ибо я не нахожу в нем вины.
Священники же отвечали ему: