День проходил за днем. Новенький все больше и больше узнавал подноготную своих коллег и сотрудников кафедры, в составе которой было десять преподавателей и три сотрудницы. Среди историков было пять доцентов, два старших преподавателя и три ассистента. Старческий возраст коллег радовал только что прибывшего. Он имел очень большие возможности на быстрое продвижение по лестнице научной карьеры. Все зависело только от него и не от какого-нибудь другого. В том, что он быстро защитит кандидатскую диссертацию и будет учиться в докторантуре, он уже нисколько не сомневался. От сладких мыслей ему на душе становилось хорошо. Иногда он не выдерживал и открывал небольшой шкафчик, в котором стояло несколько бутылок самогонки. Первач у отца всегда получался первоклассный. Он открывал бутылку и с наслаждением делал глоток. Больше не пил, боялся, даже очень боялся. Ему не хотелось попадать в черный список институтских алкоголиков. К тому же изготовление самогона преследовалось по закону. В том, что хозяйка его может сдать милиции, он сомневался. Она к старости, как ему казалось, вообще нюх потеряла. Специальная винтовая пробка вряд ли была для ее ума…
Наступила весна. Чурсин ждал ее с большим нетерпением. Ему предстояло вынести на обсуждение кафедры первый раздел своей диссертации. Несмотря на то, что раздел был теоретический, он работал с большим усердием. Хотел в какой-то мере компенсировать отсутствие своего научного руководителя. На его кафедре не было специалиста по этой проблеме. Обращаться в университет, он воздержался. Опробация своего научного труда у историков «кооператива» могла сослужить ему только пользу. До очередного заседания кафедры оставалась одна неделя. Он раздал каждому коллеге лично в руки по одному экземпляру первого раздела диссертации. Заседание кафедры было назначено на первый понедельник апреля. В этот день у историков не было занятий.
Уверенность в том, что обсуждение раздела пройдет без сучка без задоринки, прибавляла ему сил и настроения. По институту он ходил с гордо поднятой головой. Все преподаватели и сотрудники, да и многие студенты, знали, что красивый и очень умный, и самый молодой из «старой» кафедры, так иногда называли историков «кооператива», пишет диссертацию. Кое-кто при встрече с ним крепко жал ему руку и интересовался его научными успехами. В том, что они уже есть и еще вот-вот придут, он нисколько не сомневался. Его также подкупало теплое и дружеское отношение своих коллег по кафедре к его собственной персоне. Почти по-отцовски к нему относился заведующий кафедрой, который однажды пригласил его к себе домой на квартиру. Чурсин любезно отказался. Ему было жалко своего драгоценного времени. Семинарские занятия со студентами, всевозможные консультации отнимали у него много времени. Он также хотел показать шефу, что наука для него куда дороже, чем его рассказы, как участника Великой Отечественной войны. Горовой часто делился своими воспоминаниями о войне как перед студентами, так и перед сотрудниками вуза.
Заседание кафедры началось ровно в девять часов утра. Обсуждение первого раздела диссертации преподавателя Чурсина было первым и основным вопросом. Чурсин вошел в комнату последним. В руках у него была огромная кипа всевозможных бумаг и книг. Заметив рабочее состояние молодого коллеги, заведующий кафедрой от удовольствия расцвел в улыбке и громко произнес:
– Товарищи ученые! Мне приятно видеть, что наш Егор Николаевич настойчиво грызет гранит исторической науки… Мне очень приятно, очень приятно…
Из сидящих никто ничего нового по поводу настойчивости вошедшего не добавил. Они только весело рассмеялись и дружно захлопали в ладоши. Моральная поддержка коллег приободрила молодого преподавателя. Он сначала степенно сел на стул, стоящий в центре комнаты, затем встал и, хмыкнув себе под нос, уверенно начал говорить:
– Уважаемые товарищи! Политическое руководство организацией свободного времени населения, в том числе, и нас, было и остается одним из основных направлений деятельности Коммунистической партии Советского Союза…
Обсуждение первого раздела научной работы молодого историка Чурсина довольно затянулось. Оно длилось почти два часа, без перерыва. Никто из курильщиков не вышел на балкон, чтобы затянуться сигаретой. Не взял в рот сигарету и заведующий кафедрой, который раньше никогда не упускал возможности смачно затянуться. Только к обеду кафедра опустела. Последним выходил Чурсин. Его лицо было розовым и светилось от неподдельной радости. Он сразу же поехал к себе домой. Хозяйки в этот день не было. Она уехала в деревню к своей подружке. Как надолго уехала, она ему не сказала. Может и хотела, но не смогла. Днем его никогда не было. Ночью он спал, спал как убитый.