Чурсин, как самый молодой, такой лестной оценки не удостаивался. Ушат критики от Бориса Григорьевич в его адрес был вполне нормальным явлением. Кулаковский подходил к явно «убитой» жертве и крепко жал ей руку. Затем слегка наклонял голову и почти в уху ей шептал:
– Дорогой Егор Николаевич! Вы на мои критические замечания не обижайтесь… Я Вас очень прошу… Ты очень молодой, у тебя все еще впереди…
Чурсин ради приличия дежурно улыбался и внимательно смотрел в глаза старика. Они, как ему казалось, все эти годы, кроме лжи и лести, ничего не испускали. Успокоив молодого коллегу, Кулаковский на цыпочках подходил к ученому секретарю кафедры и ложил перед ним несколько небольших листков бумаги с критическими замечаниями, как ведущего доцента кафедры истории КПСС. Через несколько мгновений сидящие дружно тянули руки вверх. Это означало, что решение принято единогласно. Руководитель семинара с критическими замечаниями старших коллег согласен. Чурсин довольно часто обводил взглядом старцев. Он не сомневался, что его профессиональная подготовка и его методика проведения занятий их нисколько не интересовала. Они все это делали для галочки.
Он был для них козлом отпущения. Причиной этому был его возраст и его ум. Огрызаться выжившим из ума людям было бесполезно…
Смешило Егора Чурсина и открытое солдафонство Кулаковского перед своей женой. Кто она и чем она занимается, никто из сотрудников кафедры не знал. Одно все знали очень четко. Борис Григорьевич, прежде чем уйти домой, заходил в кабинет заведующего кафедры и набирал номер своего домашнего телефона. Официальные доклады жене о занятиях или о встречах с важными персонами, как правило, затягивались. Коллеги, сидящие в другой комнате, из-за этого бесились. Из-за спаренного телефона больше всех страдала секретарша кафедры, терпение которой часто лопалось. Она стучала в дверь соседней комнаты и писклявым голосом кричала:
– Уважаемый Борис Григорьевич! Я должна сделать очень важный звоночек проректору по науке Геннадию Максимовичу.... Товарищ Кулаковский, я очень прошу освободить телефон…
«Звонарь», как правило, на просьбы коллег и секретарши не реагировал. Скорее всего, он был поглощен ответной информацией своей любимой женщины. Подводил его и слух. Он часто переспрашивал своих коллег, сидящих рядом с ним. На плохой слух доцента Чурсину неоднократно жаловались и студенты. После успешного прохождения по конкурсу Кулаковский моментально сбавлял темы своей общественно-политической работы. Для него это была последняя «пятерка» в институте. Старейший историк сибирского региона разменял восьмой десяток лет.
Доцент Волков Анатолий Васильевич в Помурино приехал из соседней области. Заведующему отделом агитации и пропаганды городского комитета партии после очередной обильной пьянки обявили взыскание и направили преподавателем в кооперативный институт. Жильем не обидели. Он жил в самом центре города в хорошей трехэтажке, построенной еще в тридцатые годы. Привычке злоупотреблять спиртными напитками он не изменил. Он утром часто приходил на занятия с большими мешками под глазами и хватал обеими руками кипу наглядных пособий. Они были для него определенным козырем в ходе лекций и семинарских занятий. Все его методические разработки были посвящены наглядным пособиям. Лучший методист кафедры в иные дни что-то толкал себе в рот, затем начинал быстро клацать зубами. Увидев молодого историка, он часто интересовался содержанием тех или иных вопросов предстоящего семинара. Чурсин, иногда в шутку, иногда и всерьез, бойко отвечал на вопросы старшего товарища. Волков внимательно его слушал, благодарил и стремительно выбегал из комнаты. Аналогичное повторялось день изо дня.
Чурсин пришел к однозначному выводу. Его коллега не готовился к семинарским занятиям. Чтение лекций особых проблем у доцента не вызывало. Они были у него годами «наработанные». Если по какой-то причине он их не брал или забывал дома, то открывал сейф и брал лекции из фонда кафедры. Анатолий Васильевич уже несколько лет работал над докторской диссертацией. Обсуждение ее научных тезисов, как таковых, на кафедре почему-то не было.
Доцент Павлов Павел Михайлович в «кооператив» прибыл совсем недавно. Слухи о нем ходили разные. Одни сплетничали, что бывший архивариус по какой-то причине проштрафился, работая в облисполкоме. Другие рассказывали, что он погорел из-за жены, которая заведовала центральным универмагом города. Определенный научный задел был только у старшей преподавательницы Никоновой Ольги Кирилловны. Ее работы за время пребывания Чурсина на кафедре обсуждали несколько раз и всегда давали положительный отзыв. Самому молодому историку она свои труды почему-то не показывала. Спрашивать их у нее он стеснялся. В равной степени и боялся обидеть эту женщину. Фотография Ольги Кирилловны висела на доске заслуженных наставников студенческой молодежи. Кое-что узнал Чурсин и об ее муже. Он работал в областном комитете профсоюзов. Упитанный мужчина с большим животом частенько приезжал на кафедру и увозил свою жены на черной «Волге». Нередко за нею приезжал и водитель важного профсоюзного чиновника.