– Иван Константинович! Вы можете четко сказать коммунисту Левину, что он вообще не знает о каких-либо нормативных положениях Устава и Программы нашей партии… Вы же писали диссертацию по партийному строительству…
Какой-либо поддержки заведующий кафедрой ему не оказал. Он даже не соизволил посмотреть ему в глаза, а продолжал с умным видом что-то писать в своем маленьком блокноте. Вопрос поставили на голосование. Чурсина лишили слова. Он в своей душе продолжал негодовать, хотя еще надеялся на мудрость представителя парткома. Он бросил взгляд в сторону Паршина, и опустил голову. Лицо идеолога было непроницаемым.
Чурсин, видя то, что дело приобретает очень серьезный оборот, стал отстаивать свою принципиальную позицию. Удавалось с очень большим трудом. Его внимательно слушали, однако все были против его доводов. Ораторы выступали, затем брали передышку и вновь выступали. Чурсину за эти годы все припомнили, многое привирали. Через два часа сделали перерыв. Чурсин мигом рванулся в туалетную комнату и открыл кран с холодной водой. Его опять морозило, болела голова. За время перерыва он сделал однозначный вывод. Партийное взыскание ему в любом случае припишут. Не сомневался он и в другом. На кафедре образовалась круговая порука. Против нее он бессилен что-либо сделать.
Однако решил не сдаваться. После паузы в словопрениях верховодили военные пенсионеры. И на этот раз пальма первенства по обличению Чурсина принадлежала Тарасову. Он то и дело взмахивал своим кулаком в сторону «персональщика», которому казалось, что он вот-вот схлопочет по своей физиономии. От пощечины или даже удара его спасал высокий рост. Импровизация бывшего офицера стоящему не только нравилась, но и его смешила. Виктор Иванович был небольшого роста, с большим животом, который очень сильно выпирал наружу. Чурсину было также непонятно, почему его коллега всегда носил красный галстук и приспускал его конец почти до самого нижнего места между ног. Сейчас этот галстук и его владелец страшно смешили «персональщика». Новизна выступления бывшего политработника Советской Армии состояла в том, что он обвинил Чурсина в постоянном увиливании от сельхозработ.
Виктор Иванович, уставший, то ли от своей страстной речи, то ли его мучила старческая одышка, покраснел и с некоторым придыханием в голосе произнес:
– Я предлагаю коммуниста Чурсина, как общеизвестного склочника, как недобросовестно выполняющего партийные поручения, и как ученого подпольщика исключить из рядов Коммунистической партии.... Я думаю, что это решение поддержит партийный комитет нашего прославленного кооперативного института…
Последние слова он произнес особенно торжественно, даже с некоторым пафосом, свойственному только всемирноизвестному диктору Левитану. После этого он сел на стул, громко вздохнул и посмотрел в сторону Паршина. Чиновник сидел, словно маленькая блоха на большой куче дерьма, и утвердительно качал гловой.
Резюме Тарасова вообще шокировало Чурсина. Он решил дать настоящий бой лжи и несправедливости, ушат которой вылил на него коллега. Он попросил слова. К его удивлению, ему это слово дали. Выступление «склочника» было сумбурным, даже очень. Он в прямом смысле положил на обе лопатки своего оппонента. Он не понимал себя, откуда в его голове появлялись мысли и слова, от которых плешивый старик то ерзал на стуле, то краснел, как рак или что-то усердно писал на небольшом листке бумаги. Чурсин выложил на-гора все. И все это было сущей правдой. Тарасов никогда не занимался научной работой. Методические пособия или брошюры он просто-напросто переписывал. Изменял только годы издания и добавлял пару цитат из текущих партийных документов.
Заключительное обвинение вообще убило бывшего политработника. Чурсин, словно трибун, поднял указательный палец в его сторону и с гневом сказал:
– Коммунист Тарасов! То, что Вы не занимаетесь научной работой, явление общеизвестное не только на кафедре, но и во всем институте. Известно и то, что Вы ни разу не ездили на сельхозработы… Причина невыезда – сахарный диабет. Однако он не мешает поглощать спиртное, которое Вы глушите на рыбалках со своим бывшим политработником Овчаровым… И еще… У меня, кандидата наук нет денег на плитку шоколада, а Вы его кушаете с нашей заведующей целыми пачками. Среди студентов прочно утвердилась поговорка: методический кабинет есть место, где историки чаи гоняют…
Дальше произошло совсем непредсказуемое. Тарасов быстро выскочил из-за стола, и подбежав к оратору, громко прокричал:
– Лишить его слова… Я лишу его слова… Надо наказать этого молокосо-с-с-аааа…