Родители в формировании его характера занимали особое место. Они не дали ему богатств, но они дали ему возможность учиться. Он всегда учился добросовестно, работал также добросовестно. Только так он хотел добиться признания своего таланта. И это признание, как он считал, должно происходить без всякого обмана, лжи и зависти…
Он невольно посмотрел на небо. Оно было усыпано множеством звезд. Ему казалось, что все они его напутствовали говорить отцу правду и только правду. Он тяжело вздохнул и уверенно произнес:
– Папа, я слышал твой вопрос и очень долго раздумывал над ответом. Я отвечу сегодня тебе, как твой сын, для которого родители отдали много сил и собственного здоровья, чтобы он стал настоящим человеком…
Он внезапно замолчал. Затем повертел головой по сторонам, словно за ним кто-то наблюдал. Скорее всего, это была его профессиональная привычка, как лектора. Перед началом лекции он всегда оглядывался по сторонам, а затем только устремлял свой взор к слушателям. Из сидящих он кое-кого брал себе «на заметку». Он прекрасно знал, что в его аудитории есть человек, который фиксирует в своей памяти или записывает особо спорные моменты, изложенные представителем областного комитета партии. Как правило, он очень мало отступал от рекомендаций партийного органа…
После очень короткого экскурса в особенности лекционной пропаганды, Чурсин вновь продолжил:
– Я хочу тебе честно и откровенно сказать, что наша огромная страна катится под откос… Мне обидно это признавать, но, мне, думается, что это есть сущая правда… Я попытаюсь тебе сейчас это доказать…
Отец очень внимательно слушал монолог своего единственного сына. Чем больше сын говорил, тем больше он ему нравился. Нравился как родное дитя, как порядочный человек. Очень многое для Николая Чурсина было до сей минуты неведомым…
Незаметно мужчины перешли к житейским проблемам, затем опять заговорили о политике, о перестройке. Улеглись в постель поздно ночью. Плюхнувшись в постель, Егор Чурсин не сомневался, что он сегодня был откровенен и честен со своим отцом, как никогда до этого. Однако он чуть-чуть и слукавил перед ним. О своих насущных проблемах он умолчал. Умолчал специально. Не хотел травмировать отца. Перед сном у него неожиданно появилась мысль – надо еще раз со своими наболевшими вопросами обратиться в обком партии. Информации о негативах было хоть отбавляй. Он решил ехать этим же утром.
Пятиэтажный особняк находился в самом центре Помурино. Перед входом в здание Чурсина остановил милиционер и попросил представить партийный билет. Для пущей убедительности он показал не только партийный билет, но и корочки лектора обкома партии по интернациональному воспитанию. Сержант от обилия документов расцвел в улыбке и лихо приложил руку к козырьку фуражки. Чурсин сразу же направился в отдел регистрации посетителей, который находился на первом этаже. Седовласый мужчина, сидевший за стеклянной перегородкой, увидев посетителя, по-дежурному пробурчал себе под нос:
– Молодой человек, куда соизволите идти? У Вас есть приглашение к кому-либо из наших товарищей?
Чурсин, недолго думая, протянул партийный билет и лекторское удостоверение. Клерк неспеша раскрыл документы, затем назидательно прогнусавил:
– Вы, как коммунист и ученый, должны знать, что в нашей партии существует демократический централизм… По любому вопросу сначала обращаются в нижестоящие партийные организации, а затем уже к нам… – Затем строго добавил. – Перед входом прямо над столиком милиционера висит большая доска объявлений… Желающие записаться на личный прием к тому или иному партийному руководителю, должны сделать отметку в журнале…
Увидев явно растерянную физиономию молодого человека, он с ухмылкой произнес:
– Вам, как лектору нашей партии, я могу сделать исключение… Поднимайтесь на второй этаж, в лекторскую группу… Там, я думаю, Вам помогут… Сначала я предупрежу товарищей…
Чурсин с облегчением вздохнул. Через пару минут из окошечка высунулась знакомая физиономия. Мужчина с нисходительной улыбочкой очень оживленно прогнусавил:
– Молодой человек! В отделе никого из товарищей нет… Приходите в следующий раз…
Разочарованный посетитель утвердительно кивнул головой и понуро вышел вон. На улице было очень тепло. Солнце находилось в своем зените. От внезапно появившейся аппатии Чурсину захотелось расслабиться. Он присел на большую скамеечку, стоящую неподалеку от входа самого главного учреждения области. Сидеть и не думать ни о чем, было одно удовольствие. Он готов был сидеть здесь и до смерти, в лучшем случае, до сегодняшего вечера. Домой он намеревался ехать вечерней электричкой. До ее отправления было почти шесть часов.