Юрка Чижов первым узнал о новом экзаменаторое и рысью кинулся к девчатам. Радости не было предела. Чурсин был намного башковитее, чем заведующий кафедрой. Главный историк института читал лекции очень быстро, стараясь как можно больше дать информации. Студенты часто сверяли содержание его лекций с учебником. Нередко были в недоумении. Лекции, как две капли воды, были переписаны с учебника по истории КПСС. Чурсин же прописные истины очень толстой книги не повторял. Он давал новый материал, который для большинства студентов был неведом. Да и темы рефератов он, как правило, согласовывал с ними. Методика проведения семинарских занятий у него в корне отличалась от других руководителей. Он никогда не спрашивал тех, кто усердно тянул руки. Активистов он не замечал, спрашивал молчунов. Иногда студенты пытались его тактику сломать. Они все дружно поднимали руки. Чурсин при виде целого леса рук весело улыбался, затем опускал голову вниз. Группа на какой-то миг замирала. Пробежав глазами по журналу, он называл фамилию.
В первый день экзаменов по истории КПСС у Чурсина занятий не было. В десять часов утра он хотел ехать в областную научную бибилотеку, закончить написание очередной научной статьи. Об этом он сделал отметку в журнале кафедры, в котором фиксировались часы внутри и внеинститутской работы преподавателей. Около семи часов утра в квартире раздался телефонный звонок. Звонил Левин и просил подменить его на экзамене. Его самого срочно вызывали в областной комитет партии. По какой причине его вызывали, он не сказал. Через час Чурсин был уже на кафедре и внимательно проверил содержание конвертов, где находились экзаменационные билеты. Затем он открыл небольшой шкаф и достал из него журнал. Для Чурсина этот экзамен был первым в его жизни. У историков, как правило, экзамены принимали доценты или старшие преподаватели. Кандидат исторических наук Чурсин к этой категории не относился. Не по своей вине.
Чурсин открыл дверь аудитории и ускоренным шагом направился к знакомому столику, на котором стоял большой букет красивых роз. Разложив на столе конверты с билетами, он открыл дверь и пригласил первую пятерку студентов. Минут через двадцать в дверь постучали, появилась Анна Петровна, секретарь кафедры. Она на цыпочках подошла к экзаменатору и стала шептать ему на ухо. Чурсин мигом рванулся на кафедру. Опять звонил Левин и просил его принять экзамен у очередной группы, который состоится через два дня.
Студентка Лариса Сидорова сдавала экзамен последней в своей группе. Содержание шпаргалки она добросовестно переписала на писчий лист бумаги, который был выдан и проштампован экзаменатором. Чурсин часто бросал взгляд в сторону своей любимой девушки и очень сильно за нее переживал. После похорон ее матери он так и ни разу с нею по-настоящему не поговорил. Желание у него было, но не было времени. Да и нервы у него стали потихоньку сдавать. Его надежды на докторантуру рухнули, как карточный домик. Тревожило его и положение дел у родителей. За последние шесть месяцев отец сильно сдал. Его мучили боли в желудке. Кооператоры в белых халатах уверяли Чурсина старшего в возможности лучшего исхода, но это ему не помогало. Николай, несмотря на болезнь, работал. Деньги нужны были не только ему самому, но и его сыну. Он уже нисколько не сомневался, что у его Егорки не все так гладко в науке. Он со слезами на глазах прочитал довольно большую статью в областной газете о партийном собрании, прошедшем в кооперативном институте. Историк Чурсин Е. Н., по мнению писаки, не правильно понимал очередной этап деятельности партии – перестройку…
К этому форуму «кооператива» коммунист Чурсин готовился очень ответственно. И выступление его было очень серьезным. В актовом зале несколько мгновений стояла гробовая тишина. Затем раздались мощные аплодисменты. Чурсин, стоя за трибуной, чуть ли не заплакал от моральной поддержки коммунистов. Его же коллеги сидели очень смиренно, словно набрали в рот воды. После собрания он первым вышел из зала и сразу же рванулся в небольшой скверик. От нервной перегрузки хотелось отдохнуть. Не удалось. Через минуту он оказался в окружении небольшой группы единомышленников, которые жали ему руки и заверяли в своей поддержке.
В этот день он пришел домой поздно вечером. Все бродил по городу, переваривал в голове свое выступление на партийном собрании. Записку о желании выступить, он подал еще во время доклада, который делал секретарь парткома Мясников. Начались прения. Чурсин сидел как на иголках, надеясь, что вот-вот назовут его фамилию. Шло время, его фамилию никто из президиума не называл. Беспокоил его и Паршин, председатель собрания. Он то и дело смотрел в его сторону. Чурсин не сомневался, что он читал его записку. Как и не сомневался, что институтский идеолог не даст ему выступить. Боялся склочника с кафедры истории КПСС, который мог вылить очередной ушат грязи на партийную организацию. После выступления приближенных ректора и партийного комитета председатель внес предложение прекратить прения.