Излагать ему свои мысли женщина дальше не дала. Она еще раз провела носовым платком по своим влажным глазам и с улыбкой тихо прошептала:
– Эх, Егорка… Я плачу не потому, что моя жизнь была тяжелее, чем твоя… Это далеко не так. Я плачу, что в моей и в твоей любви было и есть общее, которое мы несколько десятков лет назад с Петером преодолевали… Это общее преодолеваешь сейчас и ты, со своей Ларисой…
Не закончив мысль, она внимательно посмотрела ему в глаза. На какой-то миг глаза молодого мужчины и пожилой женщины встретились и застыли. Словно для них существовал единый пучок энергии, единые корни. Он видел в ее глазах торжество любви над злом, которое помогло ей выжить. Она видела в его глазах оптимизм и надежду на лучшее, благодаря которым он преодолет все завалы, стоящие перед ним.
Прощание было очень теплым и трогательным. Госпожа Раупп, обняв Чурсина, с улыбкой на глазах промолвила:
– Прощай, Егор Николаевич… Не сдавайся этим партийным чертям… Береги свою Ларису, вместе куда легче грызть гранит любви и жизни…
Затем она поцеловала его в щеку и осторожно засеменила в сторону трамвайной остановки. Прошла через улицу, повернулась в его сторону и прокричала:
– Егор, приезжай к нам в гости… Мой любимый Штутгарт всегда будет рад…
Что дальше она говорила, он не мог понять. Приближающийся трамвай заглушал ее голос. Вскоре он, набитый до отказа людьми, тронулся. Чурсин выбежал на обочину улицы и стал махать руками пролетающему мимо него трамваю. Где сидела или стояла госпожа Раупп, он не знал. Одно он знал четко. Она приехала на свою родину для встречи со своим с детством. Он не сомневался, что ее любимый муж Петер с радостью встретит любимую женщину из страны, которая называется Россией.
Персональное дело коммуниста Чурсина на партийном комитете института рассматривали через неделю после его памятной встречи с госпожей Раупп. Персоналка прошла очень быстро. Партийный комитет поддержал решение первичной партийной организации. Единогласно. Свой приговор Чурсин не стал слушать. Он вышел из комнаты и медленно побрел по широкому коридору. На глазах его были слезы. Мимо него проходили студенты и сотрудники. Он ни на кого и ни на чего не реагировал. Ему все было безразлично.
Оказавшись возле городского рынка, он перевел дух. Он медленно опустился на грязный ящик, который стоял перед входом на рынок. Искать какие-либо скамеечки или идти в городской парк, у него не было сил. У него неожиданно забарахлил «мотор». В сердце появились страшные боли. Ему сейчас казалось, что через несколько мгновений он сильно вскрикнет и упадет возле этого вонючего ящика, куда торговцы сбрасывали всевозможные отходы. Боязнь попасть в потусторонний мир, вынудила его искать в своей голове элементарные пути самопомощи. Он расстегнул ворот рубашки и стал пальцами обеих рук массировать часть своей левой груди. Он не был специалистом в области кардиологии. Не имел в ней никакого понятия. Раньше он не беспокоился о своем здоровье. Все было не до него. Он всегда был в движении, как в физическом, так и в умственном. Его мозг и тело трудились, трудились в большей мере для достижения своих благородных целей, в том числе и для партии.
Сегодня после трагического для него решения партийного комитета он четко понял, что эта организация, в рядах которой он был более десяти лет, его не понимала. Скорее всего, не хотела понимать. От этой безысходности, ему хотелось плакать. Он и заплакал бы, если бы не многочисленный поток людей. Кое-кто из них, глядя на импозантного мужчину возле мусорного ящика, крутил пальцем возле своего виска. Были и те, кто предлагал ему свою помощь. Чурсин на их предложения ничего не говорил. Он только улыбался. Сильные колики в сердце еще давали о себе знать. Минут через двадцать ему стало легче. Он осторожно приподнялся и также осторожно сделал первый шаг. Боли исчезли. Он неслыханно обрадовался и вновь стал бродить по городу.
Многотысячный город заканчивал свой очередной трудовой день. Свидетельством этому были полупустые автобусы и трамваи. Исчезли из вида и стайки школьников, которые совсем недавно, то там, то здесь своими звонкими голосами извещали о своем присутствии. Незаметно на землю опустились вечерние сумерки. В окнах некоторых домов появился свет. Чурсин посмотрел на свои часы. Они показывали около девяти вечера. Он внезапно вздрогнул. После заседания партийного комитета прошло почти пять часов. Ларису он не видел с самого утра. У него опять появился страх за свою любимую женщину. Тяжело дыша, он засеменил в сторону ближайшей остановки. Через полчаса он был возле своего дома. Открыл дверь.