– Случайно, понимаешь, получилось! – гудел он приглушенным стеснительным басом. – Я ведь и трезвый иногда что-нибудь задеваю дома. Тесно мне. А Маша решила, что меня надо лечить.
И он окончательно замолчал.
– От алкоголизма, что ли? – догадался я.
– Ага.
Я едва удержался от смеха.
– Ладно, лечить так лечить. А твоя жена, Михаил, пусть пока посидит с моей мамой на кухне, чайку попьет, пока мы тебя будем лечить.
Я представил состояние моих родителей после того, как маленькая женщина окажется на кухне и фыркнул.
– Идите, Маша, на кухню и поговорите пока с моими родителями.
Я освободил ее от молчания и поспешно повел гиганта в свою комнату. Когда я усадил Михаила в кресло, жалобно застонавшее под его тяжестью, гигант стал немного разговорчивее. Оказалось, что он приехал в Дудинку три года назад и в первый же год получил от порта однокомнатную квартиру – за хорошую работу. А прошлый год из отпуска привез из своей деревни, находящейся где-то в нашей сибирской глубинке, жену Машу.
– Трындычиха она, моя Маша, да мне то что… Пусть говорит… Даже нравится. Вот только строга очень.
В комнату, качая головой, вошел Игорь Николаевич.
– Можно, я с вами посижу немного? – спросил он.
– Конечно, можно, папа. – ответил я и прислушался к пулеметным очередям, доносившимся из кухни. – Сбежал?!
Отец покосился на Михаила и незаметно от него пожал плечами.
Когда странный пациент, а особенно его жена, убежденная, что ее супруга вылечили от алкоголизма, покинули нашу квартиру и в ней наконец-то наступила благодатная тишина, отец рискнул высунуть нос из моей комнаты. На кухне мы застали мать, поспешно читающую заклинание от головной боли.
– Как, сынок, вылечил? – морщась спросила она.
– От чего его лечить, мама? Он совершенно здоров! – засмеялся я. – Если кого и нужно лечить, так это его супругу, от излишнего темперамента.
– Сорока она! – коротко сказала мать.
Игорь Николаевич смотрел на мать со странным выражением.
– Знаешь, Зоенька, я теперь понимаю, что я самый счастливый муж на всей планете. – неожиданно заявил он и подмигнул мне.
– Это почему? – спросила сразу зардевшаяся от удовольствия Зоя Владимировна.
– Хотя бы потому, что ты говоришь гораздо меньше слов, чем эта Маша, и раз в пять медленнее. Кстати, я вижу, что у вас тут ничего не изменилось. Только у Андрея пациентов стало больше.
– Ты же ничего еще не знаешь, Игорь. – сразу же подхватила она его полушутливую фразу. – Тут на днях наш сын такое чудо совершил!…
Догадываясь о чем пойдет речь, я поспешно отступил и скрылся в своей комнате. Родители остались на кухне и я долго слышал их тихие голоса.
Перед сном отец зашел в мою комнату.
– Я бы хотел поговорить с тобой серьезно, сын, не возражаешь? – спросил он.
– Конечно, папа, давай поговорим.
– Я вот о чем, сын. – начал он, усаживаясь в кресло, – Я знаю, что вы, подрастающее поколение, относитесь с некоторым пренебрежением к нам, родителям. Вы называете нас предками, батями, конями… Впрочем, не это главное. Я хочу сказать, что еще совсем недавно ты, сынок, тоже был таким же самым обыкновенным мальчишкой. Взбалмошным, капризным и так далее.
Отец заметил мой протестующий жест и предупреждающе поднял руку.
– Подожди, Андрей, дай мне высказать все, что накопилось. Ведь об этом говорю не в упрек тебе. После больницы ты, конечно, сильно переменился, стал не совсем обычным человеком. Сначала ты увлекся материными книжками об экстрасенсах и магией. Я думал, что у тебя это одно из твоих увлечений, которые так быстро у тебя проходили раньше. Теперь я вижу, что это у тебя серьезно. Достаточно серьезно, ведь так?
Он пристально посмотрел на меня и я кивнул.
– Все это время я пытался читать эти же книги. Даже во время своей поездки я выкраивал время. Пытался все осмыслить. Главное не в том, что я так и не смог принять все это в свою душу, прочувствовать. Весь мировой опыт и факты жизни почти всех таких людей свидетельствуют о лишениях и трудностях, с которыми таким людям приходится сталкиваться. Раньше таких людей называли колдунами, ведьмами, сжигали на кострах, убивали. Теперь, за несколькими исключениями, их травят в печати, избивают фанатики, объявляют шарлатанами, закрывают в психушки. Ты прочитал в той книжке, что я тебе привез, сколько пришлось пережить Джуне?
– Я не успел прочитать, но я знаю об этом, папа.
– Это очень трудный путь, сынок. Ты уверен, что сделал правильный выбор?
Я кивнул.
– В больнице, а особенно после морга, отец, я стал думать. И пришел к выводу, что человеческая жизнь очень хрупка, ранима, что ли? И что к жизни вообще нужно относиться очень бережно. Жить не только для себя, но и помогать другим. Как сказал голос: лечить. Я почувствовал, что могу помогать, могу лечить, что во мне проснулось что-то такое, необычное. Я просто обязан делать это. Понимаешь?