К моему облегчению таких, как я, стоящих у стен зала, было множество. Особенно много стояло подростков из младших классов, которые собирались группами и оживленно о чем-то переговаривались, стараясь перекричать громкую музыку.
Один танец. Потом перерыв. Второй, третий. Я продолжал стоять у стенки, внимательно присматриваясь к движениям танцующих и постепенно начал понимать ритмику и последовательность стремительных, но не слишком сложных па танца, требующих хорошей координации и согласованности движений тела, рук и ног.
Я уже почти решился сам попробовать и сделал шаг вперед, когда меня тронули за плечо. Рядом стоял Потапов и мрачно сверлил меня взглядом.
– Пойдем, выйдем. – сказал он. – Поговорим.
Мне было все ясно без дальнейших слов. Такой знакомый с детства неизменный ритуал вызова на поединок. Потапов Валерка отчаянно жаждал моей крови или хотя бы проявления трусости. Трусость в среде подростков не пользовалась уважением. Человек, проявивший такое качество собственной души, становился предметом постоянных насмешек всего класса, а то и всей школы. Его окружала стена всеобщего презрения, даже девчонок, обрекая труса на полное одиночество и моральные переживания. По крайней мере, так обстояли дела в мое время и также, по-видимому, оставалось сейчас.
Мы вышли из актового зала и по лестнице поднялись на следующий этаж школы. Я шел за Валеркой и с невольной жалостью смотрел на его хорошо развитую фигуру, широкие плечи, сильную накачанную шею. Он считал себя самым сильным парнем во всей нашей школе. Наверное, так оно и было в действительности. И все равно, это был только юноша, недавний подросток, который немного занимался боксом, модным сейчас каратэ и потому считал себя неотразимым. Он понятия не имел о той школе борьбы, которую мне пришлось пройти в конце шестидесятых годов, когда от одного неверного движения зависела твоя жизнь, да и противники там были такие, что могли использовать для победы твою любую, самую маленькую оплошность. Он хотел только немного подраться и победить морально своего, как он считал, соперника. Он не умел убивать.
Невольно в моей памяти начали оживать воспоминания, которые я всеми силами старался не выпустить на поверхность сознания, старался забыть о том далеком времени, когда нашу воздушно-десантную роту особого назначения в конце шестидесятых транспортным самолетом перебросили в Северный Вьетнам.
Первые наши операции прошли нормально. Рота легко разгромила несколько штабов южновьетнамской армии и даже штаб американского механизированного полка. Вертолетами мы вывезли в свое расположение много пленных, в том числе и американского советника. Но американские ребята оказались тоже не лыком шиты, да и разведка у них была поставлена отлично. Не то, что у нас.
В пятый раз нам не повезло. Нас уже ждали и мы попали в так называемый огненный мешок. Это был сущий ад, из которого нас ушло семеро. Шестеро были серьезно ранены и только я не получил ни единой царапины. Невредимым вырвался из огненного мешка.
Во Вьетнаме мне везло необыкновенно и я только теперь стал догадываться почему. Я счастливо избежал всяких тропических болезней, мне не досаждали, как другим, москиты, не трогали воздушные пиявки, мимо проползали кишащие в джунглях змеи. Даже влажную духоту джунглей я переносил хорошо. По крайней мере, у меня ни разу не хлестала носом кровь и не было головокружения. За все эти качества меня мои товарищи прозвали Юркой-везунчиком и к этому были все основания, только тогда я не задумывался о странной милости своей судьбы.
Потом, после нашего неудачного десанта, когда в свое расположение мы добрались только втроем (остальные умерли от ран в джунглях) я почти пять месяцев прожил неподалеку от Ханоя, обучал искусству рукопашного боя бойцов северовьетнамских спецподразделений. С тех пор прошла уже почти четверть века, а мне все никак не удается забыть свои «вьетнамские подвиги», лица ребят, навсегда оставшихся там, иногда приходят ко мне во сне и я просыпаясь понимаю, что эта память останется со мной до конца моей жизни.
Будьте вы прокляты, пославшие нас туда политики! Будьте вы прокляты, умные люди, научившие нас убивать других, да еще гордиться этим умением!
Не понимая, смотрел я на лицо повернувшегося ко мне Потапова, машинально ушел в сторону от метнувшегося к моей физиономии Валеркиного кулака, перехватил закончившую движение руку, завернул и тут же опомнился, услышав сдавленный хрип. Отпустил. Поставил на ноги.
– Не по правилам! – зашипел он мне в лицо. – Ты держишься не по правилам, фитиль!
– По каким же ты правилам хочешь со мной драться? – хмуро спросил я.