Но мой муж мягко положил свою руку на мою и умолял меня отбросить ненависть, попытаться смириться. Он хорошо знал мою гордую душу, но я поняла одну вещь: если настанет мой черед и я смогу так же храбро встретить свою смерть, как он, то я буду благословенна.
Бедный маленький Луи-Шарль понял, что его отец должен умереть, и дал выход своему горю.
— Почему? Почему? — спрашивал он сердито. — Ты хороший человек, папочка. Кто хочет тебя убить? Я сам убью их, я…
Муж поставил мальчика между своих колен и сказал серьезно:
— Сын, обещай мне, что ты никогда не будешь стремиться отомстить за мою смерть.
Губы сына сжались в упрямую линию, которую я так хорошо знала. Но король поднял его, посадил на колено и сказал:
— Слушай. Я хочу, чтобы ты поднял руку и поклялся, что выполнишь последнее желание своего отца.
Мальчик поднял руку и поклялся любить убийц своего отца.
Настало время королю покинуть нас. Я вцепилась в него и спросила:
— Увидим ли мы тебя завтра?
— В восемь часов, — ответил мой муж спокойно.
— В семь! Пожалуйста, пусть это будет в семь.
Он кивнул и попросил обратить внимание на нашу дочь, которая была без сознания. Сын подбежал к стражникам и стал умолять их отвезти его к господам в Париж, чтобы он смог попросить их не давать умирать папочке.
Мне ничего не оставалось, как только взять его на руки и попытаться утешить, затем я бросилась на кровать и лежала рядом с детьми. Елизавета же склонилась у кровати на колени и стала молиться.
Всю ночь я провела без сна, дрожа в своей постели.
Я встала рано утром, ожидая его, но он не пришел.
К нам пришел Клери.
— Он боялся, что это слишком расстроит вас, — сказал он.
Я села и стала прислушиваться, думая о муже, о нашей первой встрече и о той, которая, как я сейчас поняла, была последней.
Я не замечала, как идет время. Я оцепенела от горя и неожиданно услышала барабанную дробь, крики людей.
Под моим окном часовой закричал:
— Да здравствует Республика!
И я поняла, что стала вдовой.
Глава 13. В ожидании
Дорогая Софи, ты, вероятно, уже знаешь об ужасном несчастье, о переводе королевы в тюрьму Консьержери и о декрете этого подлого Конвента, по которому она предается Революционному трибуналу. С этого момента я уже не живу, разве это жизнь — существовать, испытывать такие муки. Думаю, что если бы я смог что-нибудь сделать для ее освобождения, то страдал бы меньше. Но ничего не делать, только просить всех о помощи — это ужасно… Я отдал бы жизнь ради ее спасения, но не могу сделать этого; величайшим счастьем для себя почел бы умереть за нее…
Мне выдали траурные одежды — я получила черное платье и юбку, черные шелковые перчатки и два шарфа на голову из черной тафты.
Я смотрела на окружающих с безразличием. Я сказала себе, что уже осталось недалеко до конца.
Я никогда не спускалась во двор, поскольку не могла проходить мимо тех комнат, которые занимал король, но с Елизаветой и детьми поднималась на вершину башни подышать свежим воздухом. Там была галерея, обнесенная парапетом, и по ней мы обычно гуляли в эти зимние дни.
Тулан, один из стражников, принес мне кольцо и печать, а также локон волос Людовика. Они были конфискованы Коммуной, но Тулан выкрал их и принес мне, поскольку считал, что они могут утешить меня. Тулан! Человек, который был среди нападавших на Тюильри, который был полон решимости нас уничтожить. Из-за его неистовой приверженности революции ему поручили стеречь нас, поскольку ему можно было доверять. Они забыли, что у него также есть сердце. Я видела слезы в его глазах, я видела его восхищение нашей силой духа. Он был храбрым человеком. Был и еще один человек по имени Лепитр, которого мы склонили на свою сторону.
Со мной оставался Клери, слуга короля, и Тюржи, прислуживавший на кухне в Версале. Это был смелый и наглый парень и очень храбрый. Ему удалось в результате выдуманных историй о своем революционном рвении стать одним из моих стражников.
Я благодарна этим верным людям — именно они придавали мне надежду во время этих мрачных дней. На протяжении первых недель после смерти Людовика я часами сидела неподвижно, думая о прошлом, полная раскаяния, обвиняя себя во множестве глупых поступков.
Я печально говорила моим друзьям о потере короля. На что Тулан сказал:
— Мадам, король Франции еще существует.
Это было правдой. Мой маленький мальчик был теперь Людовиком XVII. Если бы я могла вызволить его из тюрьмы… если бы я могла присоединиться к своим друзьям…