Выбрать главу

— Скоро придет время, мы им покажем и группировки, и оппозиции, они, наконец, узнают, кто такие на самом деле большевики! — темпераментно произнес железно-непоколебимый Киров.

— Нечего ждать! — прошипел тщедушный Ежов. — Я бы сразу их всех к ногтю! Да и Бухарину не мешает язык с корнем вырвать, много болтает, строит из себя великого миротворца, теоретика марксизма, а если разобраться, — обыкновенный пустомеля с хорошо подвешенным языком.

Хитрый, наблюдательный Сталин слушал и все запоминал. Обеды и ужины он устраивал для развязывания языков.

— Да и на международной арене не все так уж гладко, — сказал. И. В. Вожди как по команде повернулись в его сторону. — Оппортунист-двурушник иуда Троцкий в который раз становится на дыбы, клевещет на нашу страну, на большевистскую партию, на товарища Ленина, на наш рабочий класс. Убрать его надо! Чем скорей — тем лучше! — задыхаясь, проговорил Сталин.

С ним никто никогда не спорил. Все понимали, что в любом случае И. В. одержит победу.

— В. А., может быть, вы нам что-нибудь споете? — спросил Сталин. — Аккомпаниатор ждет нас в концертном зале.

Я исполнила несколько арий из классических опер и спела романсы русских композиторов, которые очень любил Сталин. Черноволосый, тучный Маленков преподнес серебряный инкрустированный поднос и шесть чашечек с блюдцами для кофе.

Сталин недовольно сказал:

— Г. М., мы В. А. не испортим такими подарками? А то смотрите, еще возгордится, не захочет с нами знаться!

Подошел Киров:

— В. А., возвращайтесь обратно в Ленинград, мы создадим вам отличные условия.

Сталин нахмурился. Он слышал наш разговор.

— Сергей Миронович, что с возу упало, то пропало. В. А. у вас нечего делать. Вы же знаете, что она закреплена за Большим театром. Вряд ли товарищ Давыдова будет жаловаться на предоставленные ей условия.

Я благодарно посмотрела на Сталина. Он помог выбраться из щекотливого положения. Ночью И. В. своим ключом открыл двери моей спальни. Увидев, что я не сплю, он сел в кресло, закурил:

— Верочка, через мою жизнь прошло много женщин, но я никого так страстно не хотел, как вас. Тогда была физиологическая потребность обладать. Вот опять я к тебе пришел. Скажи правду, ты меня хоть немного любишь?

Я не ожидала от него такой исповеди и должна была ответить без промедления.

— И. В., если скажу неправду, вы обидитесь, правду

— не поверите, наши отношения пусть рассудит время. Умиротворенный, он положил голову мне на грудь и так заснул. От его храпа сотрясались стены. Снова задумалась над тем, какая мне уготована судьба. Вот он — повелитель российского государства — кривоногий, низкорослый, костлявый, неуравновешенный, грубый, завистливо-капризный лежит рядом со мной на одной кровати, и я обязана его целовать, обнимать, ласкать… Очень трудно об этом говорить, но я дала клятву — рассказать все.

Во время завтрака в столовую вошел начальник охраны Паукер. Переминаясь с ноги на ногу, он спросил:

— Товарищ Сталин, разрешите доложить?

— Слушаю.

Паукер покосился на меня, в его глазах я была посторонней.

— Говорите! — властно повторил И. В.

— Наш сотрудник, — сказал начальник охраны, — которого вы обнаружили, красноармеец Толкун погиб на боевом посту.

Я вскрикнула. Оторвавшись от еды, Сталин веско проговорил:

— Родителям пошлите телеграмму о соболезновании, красноармейца Толкуна представьте к правительственной награде. Его биографию опубликуйте в газетах и журналах. Возможно, о его боевой жизни стоит написать повесть.

Жизнерадостная Полина Сергеевна весело проговорила:

— Мы приготовили для вас яхту. В любое время, когда пожелаете, можете совершить морскую прогулку.

В субботу Сталин изъявил желание покататься на яхте. Бесшумно работает обслуживающий персонал. Радостно-спокойное море нас приветствовало. На пути следования за нами мчался неутомимый эскорт белокрылых чаек. Повар принес в комнату отдыха фрукты, вина, семгу, балык, паюсную и зернистую икру, холодное мясо, ростбиф, всевозможные соки, мороженое. Мы с удовольствием поели. Яхта стремительно неслась навстречу раскаленному солнцу. В каюту ударил яркий сноп света. Попросила И. В. задернуть шторы. Он зло буркнул:

— Мы что, нанялись вам в лакеи? Для чего закрывать шторы? Вы рыб испугались? Они вас не сглазят.

Забыла, что давно перестала быть человеком, что он мой хозяин, бог, повелитель. Прижалась к нему, обняла. Сталин смягчился, сменил гнев на милость.

Вечером совершили автомобильную прогулку. В первую машину сели мы с И. В., впереди охранник с шофером. Во вторую: Ежов, Жданов, Орджоникидзе с охранниками. Кроме того, нас сопровождали машины с вооруженными офицерами. Выбрали маршрут по направлению к Тбилиси. Сталин рассказывал анекдоты. На двадцатом километре неизвестные в масках обстреляли машины. Пуля попала шоферу Александру Дроботу в переносицу. Обливаясь кровью, почти ничего не видя, он чудом остановил нашу машину, из которой вылетели оконные стекла. Бледный Ежов из ближайшего райкома партии связался с правительственными учреждениями. Немедленно по тревоге были подняты войска, расквартированные в Грузии. Дрожащего, перепуганного Сталина куда-то увезли. Я вернулась на дачу. Там. меня уже ждали следователи из военной прокуратуры и ГПУ. Один из них обратился ко мне: