После ужина гости вышли подышать вечерним воздухом. Маленькие разноцветные лампочки создавали загадочную интимность. Михаил Николаевич взял меня под руку. Интересный, подтянутый, выутюженный, он мне импонировал.
— В. А., надеюсь, что теперь вы будете у нас часто?
Я машинально кивнула головой.
— В начале будущей недели жена уезжает лечиться в Кисловодск. В. А., мне о вас много рассказывала очаровательная Екатерина Васильевна Гельцер. Я слышал одним ухом, что к вам неравнодушен Сталин. Это правда?
— Вы, М. Н., сразу все хотите знать? Вы что, мой исповедник? Любимый на века избранник?
— Простите, но я не хотел вам сделать больно.
В четверг Тухачевский позвонил:
— Как и следовало ожидать, Нина Евгеньевна уехала отдыхать, — проговорил он весело. — Целых полтора месяца я буду один. Когда я сумею вас увидеть? Заеду за вами сегодня после спектакля.
Меня словно по течению несло в открытое море. Я потеряла рассудок, я забыла про подводные рифы, свирепые штормы, водовороты, морские глубинные ямы. Забыла, что меня окружают «говорящие крокодилы». Мы условились, что автомобиль будет стоять в одном из проходных дворов. Когда я подошла к машине, М. Н. порывисто меня обнял:
— Родненькая, деточка, ненаглядная, спасибо тебе, что откликнулась на мой зов, мы поедем с тобой в Тарасовку.
Неказистая на первый взгляд дача поразила внутренним великолепием: старинная мебель екатерининских времен, гобелены, картины, фарфор, серебро, шкафы с книгами, коллекция скрипок и виолончелей, именное оружие, отделанное серебром.
Не дав опомниться, М. Н. сильными руками поднял меня. Радостно и тревожно в его объятиях. Каждая линия его тела казалась мне воплощением мужской красоты. При одном воспоминании о нем меня начинает бросать в дрожь, закипает кровь, по-молодому бьется сердце.
— В. А., я все обдумал. Только одно ваше слово — и я разведусь с женой. Нина Евгеньевна, только между нами, перенесла сложную операцию, она тактичная и понимает, что мне нужна здоровая женщина.
Невозможно передать обыденными словами то ощущение высокой радости, которое я испытала от общения с М. Н. Тухачевским. Пришло долгожданное блаженство, мы забыли о бренности жизни — времени, еде, питье, мир для нас кончился.
— Если бы моя власть, запер бы тебя в теремок и приходил бы только ночью.
А потом, когда мы, обнявшись, лежали в сиреневом саду, он говорил о детстве, солдатской юности, гражданской войне, революции.
— Я родился в родовом имении на Смоленщине. Отец мой — помещик, умер в первый год мировой войны. Мы — Тухачевские — потомственные дворяне. С XVII века предки наши, кроме отца, были военные. Отцу моему, Николаю Николаевичу, сватали богатейших невест, дочерей окрестных помещиков. Именитые фабриканты и заводовлад ельцы Петербурга, Киева, Москвы мечтали с ним породниться, но все их старания были напрасны. Сердцем и душой он полюбил обыкновенную крестьянку Мавру Петровну. Боялась молодая крестьянка связать судьбу свою с помещичьим сынком, отговаривала она отца от неравного брака. Николай Николаевич уговорил нареченную, и они поженились. Никогда он ее ни в чем не упрекал. По мере сил старался выполнить любое ее желание, брак их был возвышенно-радостным. Рано овдовев, мать отказалась вторично выйти замуж.
До самозабвения в нашем доме любили музыку. Бабушка со стороны отца в юности брала уроки у Рубинштейна. К нам в деревню часто наведывался Жиляев, ученик и последователь русского композитора Танеева.
Гимназию я закончил в Пензе. Со мной учился Коля Волков, театральный критик, исследователь творчества Вс. Мейерхольда. В Москве я занимался в Александровском военном училище, оттуда попал на фронт, несколько раз бежал из плена. Немцы отвезли меня в Верхнюю Баварию, заперли в старинную крепость Иншлыптадт. Мне, как и многим беглецам, пришлось дни и ночи коротать в полуподвальном каменном мешке. Эту крепость немцы построили в 1827 г., со всех сторон она была окружена глубочайшим рвом, наполненным до самого верха ледяной водой. Форт ограждался высокими рядами колючей проволоки. Кормили нас сносно, немцы заботились о здоровье военнопленных младших и старших чинов. Три раза в месяц, 10, 20, 30, нам привозили женщин легкого поведения. Для некоторых русских временные подруги становились женами, и они навсегда остались в Германии. В плену я познакомился с французским офицером-аристократом Шарлем де Галлем. Долговязому, честолюбивому французу я предсказал блестящую военную карьеру. В знак солидарности иы обменялись талисманами: я подарил ему золотой нательный крестик, он мне — серебряный с двумя бриллиантами. Там же завязалась дружба с обрусевшим немцем Константином Краузе, будущим писателем — К. А. Фединым. В нынешние времена он воздерживается говорить о своем немецком происхождении.