А. САМСОНОВА: И сколько дадут?
А. ВЕНЕДИКТОВ: Откуда ж я знаю.
А. САМСОНОВА: Ну, вот Лузянину дали 4,5.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Ты знаешь, не знаю. Я знаю о том, что там были провокаторы, и эти провокаторы – они пойманы. Вот это я знаю. То есть вот эти 28 человек, которые сейчас задержаны, ну, я так слежу и я не имею никакой дополнительной информации, я слежу по медиа. Вот из того, что я вижу, вот те люди, которые осуществляли, собственно, прорыв под черными флагами в черных масках – это не они. Вот это я вижу.
А. САМСОНОВА: Ну, то есть… Я, конечно, дебил…
А. ВЕНЕДИКТОВ: Да.
А. САМСОНОВА:…но вы остались в Общественном совете при ГУВД?
А. ВЕНЕДИКТОВ: А я и остался в Общественном совете при ГУВД.
А. САМСОНОВА: И вы сейчас там?
А. ВЕНЕДИКТОВ: Он сейчас не работает, к сожалению. С уходом Светланы Миронюк и Владимира Колокольцева, которые являлись мотором этого, он практически… Ну да, есть наблюдения.
А. САМСОНОВА: Но формально вы там?
А. ВЕНЕДИКТОВ: Формально я там, это правда. Формально там.
А. САМСОНОВА: В Общественном совете ГУВД Москвы, которое и по показаниям оперативников которого сейчас сажают, например, Гаскарова и остальных, я скажу, моих друзей.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Ну, хорошо.
А. САМСОНОВА: А вы – в Общественном…
А. ВЕНЕДИКТОВ: Да, я и буду там, останусь. Конечно.
А. САМСОНОВА: Вот вы, человек, который для меня, ну, там, все вообще…
А. ВЕНЕДИКТОВ: Да. Это хорошо, да.
А. САМСОНОВА:…вы, значит, в Общественном совете. Вы представляете, как меня кроет в голове?
А. ВЕНЕДИКТОВ: Ну, ради бога. А ты привыкай.
А. САМСОНОВА: И что мне делать?
А. ВЕНЕДИКТОВ: Ничего. Значит, Общественный совет существует для того, чтобы быть интерфейсом полиции относительно граждан и интерфейсом граждан относительно полиции. Собственно, вот это роль. Это не роль адвокатов или прокуроров, это не роль высших офицеров полиции, которые наводят там порядок.
А. САМСОНОВА: А зачем мое «Эхо Москвы»…
А. ВЕНЕДИКТОВ: А твое «Эхо Москвы» там не причем.
А. САМСОНОВА:…говорит, например: «Вступайте в ряды полиции, становитесь участковыми»?
А. ВЕНЕДИКТОВ: Это реклама. И очень хорошо было бы, чтобы люди нормальные шли туда, потому что, к сожалению, в московской полиции есть вакансии, и участковые – это очень нужная профессия. И пусть люди, как называется, доброй воли идут и поступают.
А. САМСОНОВА: И они придут в комсомол и изменят его изнутри.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Причем тут комсомол? Это работа.
А. САМСОНОВА: Ну, потому что мы понимаем, что такое участковый полиции.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Давайте не ходить в больницы, потому что они лечат бюрократов. Вы что!
А. САМСОНОВА: Нет.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Да!
А. САМСОНОВА: Давайте не ходить и не вступать в ряды тех, кто занимается нечестными, противозаконными делами.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Значит, одну секундочку. Если человек вступает в ряды… Живет в стране, где люди занимаются противозаконными делами, уезжайте. Ты знаешь, у нас очень много людей в стране занимаются противозаконными делами. Давайте уезжать.
А. САМСОНОВА: И что нам с этим делать?
А. ВЕНЕДИКТОВ: Уезжать и ничего. С этим бороться надо. Вот и боритесь. Вот и боритесь с незаконными делами.
А. САМСОНОВА: А как? Расскажите мне, как мне бороться? Вот, я не хочу…
А. ВЕНЕДИКТОВ: А я не знаю. Вот, вы – журналисты, рассказывайте о противозаконных делах. Вот, помощь больным муковисцидозом, вот этой болезни совершенно детской, потому что был поднят шум. Потому что «Эхо Москвы» подняло шум, понимаете? А могло не поднять шум. А работа в том, чтобы поднять шум. И прокурор позвонивший сказал: «Ну, зачем же вы поднимали шум?» (не мне, а ей, руководителю). Шум – это мы. Мы – шум. Вот так и боремся с этой прокуратурой, а не идем громить прокуратуру. Это работа журналиста рассказывать о том, что происходит. А граждане должны делать свои выводы. Мы им свой ум не поставим.
А. САМСОНОВА: Я за 6 лет не выяснила один для себя вопрос, что не говорит обо мне как о профессиональном журналисте. Я не поняла, что нельзя рассказывать на «Эхе Москвы» и что нельзя говорить в эфире. Но очевидно, учитывая систему, для нас с вами очевидно, я думаю, что есть вещи, которые мы не можем сказать в эфире.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Я не знаю, что такое «мы».
А. САМСОНОВА: Я не могу сказать в эфире.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Я не знаю, что вы не можете сказать в эфир. Я не могу сказать в эфир…
А. САМСОНОВА: А мы перешли на «вы», вы заметили, дорогие слушатели?
А. ВЕНЕДИКТОВ: Нет, я говорю: я не знаю, что вы (в смысле журналисты) не можете сказать в эфире. Я знаю, что я не могу сказать в эфире: то, о чем идет речь на закрытых встречах. Я не пересказываю это в эфир. Это условие встреч. Я очень хорошо это понимаю. Я знаю, что я не могу сказать в эфир то, что я считаю неправильным. И так каждый журналист. Но у нас могут не совпадать эти самые штуки. Вот у нас там разные люди. Я, например, считаю неправильным, что журналисты ходят на митинги как граждане. Неправильным. Но я же не запрещаю этого. Но я же этого не запрещаю. И то же самое с эфиром. Мало ли чего… Я считаю неправильной рецензию Ксении Лариной на фильм Алексея Германа. Но я же ей не запрещаю это говорить. Причем тут я и моя позиция как журналиста, и позиция Ксении Лариной или Тони Самсоновой?