Я подполз, схватился за стул, на который Она садится, чтобы подкраситься (правда, Ей это редко удается), подтянулся и встал. Сама шкатулка по-прежнему была в недосягаемости, зато я сумел дотянуться до свисающей из нее нитки стеклянных бус.
Я крепко схватил бусы и потянул, но они зацепились за что-то и не поддавались.
И тут я потерял равновесие. Определенные успехи, конечно, сделаны, но все-таки я еще очень неустойчив, особенно если держусь только одной рукой. Цепляясь за край столика, я покачнулся, сделал пируэт и плавно приземлился на мягкое место.
Но сумел не выпустить бусы. Под тяжестью моего тела нитка лопнула, и стеклянные шарики раскатились по ковру.
Я ползал, подбирал их и придумывал, как бы позабавиться. Что, если бросать их об стену? Бусина с упругим звоном отскочила от обоев. Мне понравилась новая игра.
Только пять минут я предавался увлекательному занятию. Вошла Она. Я смотрел на Нее, засунув руку в рот, и довольно улыбался.
Она прямо взвизгнула:
– Нет! Господи, ты же не брал их в рот, правда?
Я по-прежнему невинно улыбался. Она выдернула мою руку изо рта и обнаружила, что там ничего нет. Я закричал. Отчасти – потому, что не люблю, когда меня дергают за руки, отчасти – чтоб усилить драматичность ситуации. Я всегда отличался выдающимися актерскими способностями.
– О Боже мой! – Она ползала на коленях и собирала бусы. – Скажи мне, ты брал их в рот?
Я зарыдал, чтобы накалить обстановку еще сильнее. В полном безумии Она подбирала бусины и складывала их в ряд.
– Сколько же их было? Сколько их было? – задыхалась Она.
Сравнив длину нитки с разложенными бусинами. Она пришла в ужас. Схватила меня, перевернула и стала колотить по спине. Я перешел на крик по методу задержки дыхания и быстренько полиловел.
Прижимая меня к груди, Она бросилась вниз, к телефону, и через пару минут к нашему дому с воем подъехала "Скорая помощь".
В машине я сразу перестал плакать и затих. После пережитого меня стало клонить в сон. Это их не на шутку встревожило.
И вот мы в больнице. Вам, конечно, знакомы эта суета, беготня, тревожное ожидание под дверью. Наконец меня понесли на рентген. Все это время я чередовал крики до посинения с сонным молчанием. Это помогало мне поддерживать общую панику на должном уровне.
Рентген не показал ничего особенного, но на всякий случай меня оставили на ночь для обследования.
Не знаю, что эти врачи называют обследованием. Если кто меня и обследовал, так это мои собственные родители, – ни Он, ни Она не сводили с меня глаз до самого утра.
И если раньше у меня могли возникнуть жалкие сомнения в полноте власти над ними, то в эту ночь они развеялись без следа. Достаточно было посмотреть на их безумные лица.
Наутро явился доктор, которому, как мне показалось, на все было глубоко наплевать. Он наскоро меня осмотрел и выписал. Но всю дорогу домой Она не спускала с меня тревожных глаз, словно ждала, что я растворюсь в воздухе, как струйка дыма.
Интересно, найдет Она когда-нибудь те бусины, которые я запрятал под ковер?
Десятый месяц
Я проснулся утром и вдруг понял, что перешагнул важный рубеж. Срок моего пребывания на белом свете перевалил за девять месяцев. Другими словами, здесь я уже дольше, чем там.
Чтобы как-то отпраздновать это событие, вывалил на голову коту миску с "говядиной и овощами".
Заключен в манеж на нечеловечески долгий срок. Расшатываю счеты и соседние перекладины.
Ждать осталось недолго. Будем стараться об этом не думать, – я знаю, что пожизненно заключенные порой сходят с ума от мыслей о побеге.
Время от времени мои родители произносят слово "отпуск".
Как выяснилось, отпуск – это лучшие дни их бездетной жизни. Они ехали куда пожарче, в Грецию, например, или в Испанию, дни напролет валялись на пляже, загорали, пили вино… Иногда, правда, возвращались в гостиничный номер для .долгих южных сиест". Вот, значит, как это теперь называется.
Довольно распущенный образ жизни, и я, конечно, не позволю, чтобы это повторилось.
Надо сказать, они и сами это понимают. Когда речь заходит об отпуске, Она говорит:
– Наверное, нет смысла ехать за границу, пока малыш не подрос. Разве что года через два…
Тут Он всегда с присущим Ему мрачным юмором вставляет:
– Если доживем.
Он наконец начал понимать, что с моим появлением в Его жизни прибавилось не только солнечного света, но и расходов.
Правда, пока что я не заходил далеко. Я ведь решил не начинать говорить, и телевизор смотрю немного. Но подождите, придет время, и я выскажу вам все пожелания по поводу бешено дорогих вещей из рекламных роликов. А потом школа… "Мамочка, папочка, у всех детей это есть, а у меня?"
Но вернемся к отпуску. Как я уже говорил, они неохотно, но все же примирились с мыслью, что в этом году за границу им не попасть. Но не оставляют надежды отправиться куда-нибудь "внутри страны".
– В конце концов, – сказала Она сегодня вечером, – у нас был трудный год, и мы заслужили хороший отдых.
Что бы там вы ни заслужили, я могу гарантировать, что отдыха из этого не получится.
События начали развиваться. Он договорился о недельном отпуске, а Она принесла из турбюро стопку брошюр. Весь вечер они уныло перебирали рекламные проспекты. Его пожелания – горные лыжи, альпинизм, прыжки с парашютом – были отвергнуты по той причине, что туда не пускают с детьми. Ей же хотелось поехать в пансионат с изысканной кухней (оказывается, Она тайный гурман). Впрочем, от этого тоже пришлось отказаться. Все по той же причине.
У них опустились руки. Они с отчаянием глядели друг на друга.
И если раньше, что маловероятно, они еще могли сомневаться, что мое появление изменило-таки их жизнь, то теперь страшная правда открылась им во всем своем величии.
Прорыв. Долгие недели провиляв попкой по манежу, я решился на новый способ передвижения.
Начал с позы "лежа расслабившись на животе". Опираясь на руки, поднял голову и плечи. Попытался оторвать от пола живот и встать на четвереньки.
Неудачно. И болезненно, между прочим, потому что падал я носом об пол.
Но я не сдавался. И старания были вознаграждены. На четвереньках я сумел продвинуться вперед сантиметров на пять-десять. И на этом решил пока остановиться. Тише ползешь – дальше будешь.
Продолжаю тренировки, но тайно от всех. Заслышав Ее шаги, замираю. Не хочу, чтобы Она видела меня в процессе. Пусть это будет сюрпризом.
Я осел. Она меня засекла.
И пришла в восторг.
– Ой, мы ползаем, да, зайчик? – захлебнулась Она. – Мы уже большие, умные дети, мы умеем ползать…
Пришлось подыграть и изобразить радость. А что оставалось делать?
Она побежала звонить мамаше, чтобы поделиться восторгами. Разговор начался весело и оживленно, но потом как-то увял. Предполагаю, что Ее мамаша отреагировала на сообщение какой-нибудь глупостью вроде: "Ну вот, теперь он уже ползает, значит, пора и к горшку приучать".
Я понял, что приучение к горшку – очередной камень преткновения в отношениях между отцами и детьми. Славно, подумал я, этим можно будет воспользоваться в своих целях.