— Тебе нравится моя песенка, папочка? Это дядя Дэриан написал ее для меня.
Абрахам улыбается, целует ребенка, может, это его ребенок, а может, нет, у нее на редкость звучное для такого возраста переливчатое сопрано, как у Милли, но, может, и Милли не его ребенок?
— Нет, родная. Мне твоя деньрожденная песенка не нравится. Но кто я такой, в конце концов, чтобы считаться с моим мнением? — мягко отвечает Абрахам, встает и удаляется с насмешливо-стариковским достоинством. Дэриан, Розамунда и растерянная девочка смотрят ему вслед.
Ну вот, последний год того, что пошляки называют моей «жизнью».
Крики! Переполох! — в гостиную залетела огромная птица, она порхает от окна к окну, ударяется о стекло, втягивает голову, отчаянно хлопает крыльями, в воздухе пахнет смертью… исчезла, наверное, залетела в дымоход… всего лишь скворец, но Абрахаму Лихту кажется, что это стервятник с хищным клювом, конечно же, это Катрина, опять она со своими жестокими шуточками, он хлопает в ладоши: Вон! вон! вон! Убирайся к себе в ад, злобная старуха! Топает так сильно, что в полу проламывается несколько подгнивших досок, лицо со следами былой красоты искажено страхом и яростью, Розамунда пытается урезонить его: это всего лишь птица, напуганная птица, сейчас мы поймаем ее наволочкой, но он и слышать ничего не хочет, отталкивает ее — где мое ружье, куда ты спрятала мое ружье? Розамунда бросается на кухню, хватает Мелани, выскакивает наружу и по счастливому стечению обстоятельств натыкается как раз на Дэриана, оказывается, это он, а не сосед едет на велосипеде — «На помощь! На помощь! О Господи, ну сделай же что-нибудь, лишь бы он оставил ее в покое».
Это впервые, когда Розамунда позволяет себе так говорить. И впервые Дэриан так тесно прижимает ее к себе, а она — так тесно, так тесно! — прижимается к нему.
Бедняга скворец гибнет, шейка сломана. Его безвольное черноперое тельце беспомощно валяется на полу среди мягких игрушек Мелани. Нет, стало быть, никакой нужды в безотказной двустволке двенадцатого калибра, которую Абрахам Лихт тщательно смазал, пристрелял на случай экстренной необходимости и спрятал у себя в кабинете.
— А если бы отец выстрелил… — Дэриан не находит себе места… — А меня бы здесь не оказалось…
Дэриан тайком говорит об отце с доктором Аароном Дирфилдом, тот велит привести Абрахама для осмотра, но, разумеется, Дэриану не удается убедить отца пойти к врачу, как не удается убедить подозрительного старика и встретиться с ним у себя дома.
— Слушай, этому мяснику Дирфилду, должно быть, лет сто, — насмешливо заявляет он. — Этот тип и в лучшие-то свои годы мало что в своем деле смыслил, а теперь, когда ему давно пора на свалку, небось и вовсе из ума выжил.
Дэриан объясняет, что Аарон Дирфилд — сын того доктора Дирфилда, ровесник Дэриана, но Абрахам только фыркает, давая понять, что если это шутка, то она зашла слишком далеко.
Розамунда остерегает: Его нельзя обижать. Нельзя уязвлять его гордость.
Розамунда со слезами говорит: Мы не должны настраивать его против себя.
И еще: Он спас мне жизнь, Дэриан. Я не могу его предать.
Закончив репетицию хора в лютеранской церкви, Дэриан заезжает к Аарону Дирфилду выпить по рюмочке и посоветоваться.
— Наверное, это последствия инсульта. Вероятно, он перенес еще один удар, послабее. Не исключено также, что у него то, что называют «синильностью», то есть просто старческое слабоумие… Весьма сожалею, Дэриан.
Дэриан не знает, что и сказать. Он тоже весьма сожалеет; но сожалениями делу не поможешь. Ему приходилось слышать о престарелых, да и не таких уж престарелых жителях долины Чатокуа, что они в припадке ярости хватаются за кувалды, ледорубы, грабли, топоры; чтобы убить человека, не обязательно иметь для этого двустволку двенадцатого калибра.
В тот вечер Аарон между делом спрашивает Дэриана, как там его сестра Эстер; Дэриан отвечает, что, насколько ему известно, у той все в порядке… Эстер — деловая, энергичная женщина, должен признаться, она участвует в пикетах, демонстрациях, забастовках, даже сидела в тюрьме… разъезжает по западной части штата Нью-Йорк, по Огайо, Индиане, Иллинойсу с людьми из Лиги по контролю за рождаемостью, с людьми Маргарет Зангер; она приятельница одной из близких помощниц Зангер; в основном в Лиге состоят женщины, но есть и несколько мужчин, посвятивших себя тому, что они называют прямым действием (это предполагает участие в акциях разъяренных толп, аресты, насилие со стороны полиции, тюремные сроки, публичность, подогреваемую развязными газетными репортажами), — словом, действуют они в нарушение законов штатов, воспрещающих распространение какой бы то ни было информации, связанной с контролем над рождаемостью.