Но бяка и вредина все предусмотрел, поэтому, чтобы избежать страшной кары, он вручил мне подарок … коробочку, а в ней такая красивая штучка…я отвлеклась на разглядывание, и решила, что все-таки не буду ничего страшного с ним делать… он же хороший…
А вот в коробочке с подарком лежала еще одна записочка. Дело в том, что мы редко видимся, а из-за проблем со связью периодически наши сообщения не доходят друг другу, и когда я пишу ему какую-нибудь приятность, а она приходит через два дня — становится даже как-то обидно… Поэтому как-то в разговоре он сказал, что заведет книгу учета недополученных поцелуйчиков и пропущенных нежностей. Я посмеялась немножко и забыла об этом обещании. Но он-то все помнит! Вот и на дне коробочки лежал «Журнал учета недополученных поцелуйчиков и пропущенных нежностей». В котором перечислялось все упущенное, а сбоку стояло место для галочки — «Отметка о погашении».
Что ж… Быть в долгу я не люблю! Тем более когда возвращение долгов представляет собой такое приятное времяпровождение. Один осторожный поцелуй, потом более уверенный, потом руки обвивают его шею — и…
…Я местами даже не помню, что было потом… Просто я куда-то улетела, и мне было так тепло и приятно… И он шептал мне: «Лёлька, как же мне хорошо с тобой…» Сколько у нас было времени? Два часа? Три? Я не помню, но они пролетели как один миг, хоть и очень нежный, сладкий и приятный миг…
…Помню, что раз пять мы повторял друг другу фразу: «Ну все, давай собираться!». Но почему-то фраза улетала куда-то в пустоту, а мы даже и не думали пошевелиться — так хорошо просто лежать в обнимку и ничего не говорить…слушать, как стучит его сердце… понимать, что твое стучит точно также… Ловить каждый миг перед расставанием, впитывать свои ощущения, чтобы потом долго вспоминать их…
P.S. Знаешь, милый, я вовсю пытаюсь сдержать свое обещание. Но у меня все больше и больше вопросов… И один из них — ты на самом деле хочешь, чтобы я его сдерживала? И делаешь все, чтобы мне было сдержать его все сложнее…
В Лёлькином телефоне он был записан как «Волшебник». Я уже не предпринимала каких-либо попыток образумить её, лишь иногда что-нибудь ворчала про себя, слушая её рассказы.
— Надо же, любитель романтики… умеет он все-таки очаровывать девушек… все эти его крышесносы… Только ведь все это не настоящее, Лёльк! Это просто такой способ произвести впечатление. И он знает об этом, и лишь потому…
— Насть, а мне кажется, что нарочно, «не по-настоящему» так не сделать. Ну просто не получится! Чтобы на самом деле все это придумать, приготовить, осуществить — нужно чтобы это шло изнутри, от сердца. Нужно прочувствовать, понять, прожить это… Нужно иметь душу, которая откликается на такие порывы, нужно уметь замечать красоту окружающего тебя мира, видеть нечто необыкновенное в самых будничных и повседневных вещах. Так вот, он — умеет. И какая разница, было ли это пикаперскими крышесносами или нет, он ведь это делал. Для меня!
Я поежилась, кутаясь в старую шерстяную кофту. Вообще-то было не так уж и холодно, зима прошла, морозы отступили, и вечер, который мы с Лёлей коротали на кухне за кружкой чая, был достаточно теплым. Но я почему-то продолжала укрывать плечи своей старой кофтой. И ворчать.
— По-моему, ты его неправильно воспринимаешь.
— А ты, по-моему, просто не знаешь — какой он.
— И какой же? Просвети!
— А ты вспомни, как ты описывала его комнату? Уже этого достаточно, чтобы понять… Он… он — волшебник из доброй, но грустной сказки. Он создает миры и тут же с легкостью забывает их на подоконнике, убежав шлепать босыми ногами по теплым лужам… Он постоянно живет в состоянии творческого экстаза, жизненной упоённости, безграничного безумства. Малые дозы жизни со скромными будничными историями, серыми полутонами и пыльной повседневностью его не трогают. Ему подавай чрезмерность, головокружение, страсть от которой взрываются термометры!