Конечно, к концу десятилетия, когда казалось: мы выложились полностью, все методы перепробованы и все пути известны, - стало труднее искать какие-то новые подходы. Хотя по-прежнему мы специально, как и каждый год, в начале января собирались с членами бюро, чтобы обсудить новые формы работы, которые необходимо внести в жизнь партийной организации области. И все-таки я почувствовал, хотя в этом никому не признавался, что прежней удовлетворенности работой уже нет. Те формы и методы, что были в запасе, оказались исчерпаны. На чувстве внутренней усталости, что ли, тупиковости я себя поймал... Хотя дела в области по-прежнему шли неплохо.
22 февраля 1989 года.
Примерно в три утра закончилось окружное предвыборное собрание по Московскому национально-территориальному округу No 1. А через три часа я сидел в самолете и рейсом Москва - Свердловск летел в свой родной город. Доверенным лицам я поручил отправить телеграммы в те округа, где моя кандидатура была выдвинута, просил поблагодарить и сообщить о своем решении баллотироваться по другому округу, пока не назвал, по какому.
А в Свердловск летел потому, что просто сообщить телеграммой в адрес земляков об отказе я не мог.
Мою идею баллотироваться в Москве и отказаться от тех округов, где шансы были практически стопроцентными, многие - и противники и сторонники называли крупной ошибкой, пижонством, наглостью, самоуверенностью. Мне, в общем-то, нечего было на это ответить. Был, и очень большой, риск оказаться не избранным в народные депутаты. Я мог лишить себя последнего, по сути, единственного шанса вернуться из политического заточения к людям. После того, как с таким трудом я преодолел главные препятствия на пути, вдруг взял и создал сам себе новое. Действительно, вроде бы странно.
И все-таки нужно было идти по Московскому, главному в стране, округу. Не мания величия или самонадеянность двигали мною. Нужно было доказать и самому себе, и всем тем, кто поддерживал меня, что настало иное время. Теперь мы можем сами определять свою судьбу, можем, несмотря на все давление верхов, аппарата, официальной идеологии и прочее, прийти на избирательный участок и сделать свой выбор.
Если бы я снял свою кандидатуру в Москве и баллотировался по Свердловску, на этом практически моя предвыборная кампания заканчивалась. Осталось бы только дождаться 26 марта, дня выборов, проснуться на следующее утро и уточнить результаты своей победы. Подавляющее большинство свердловчан, без сомнения, проголосовало бы за меня.
Предвыборная кампания в столице, а шансы свои я оценивал здесь примерно пятьдесят на пятьдесят, - это продолжение моего выступления на октябрьском Пленуме ЦК. Только там я был один, а против меня - вся верхушка разъяренной партийно-бюрократической системы. А теперь совсем иная ситуация. Против - все те же. Только теперь я уже не в одиночестве. Со мной многомиллионная Москва. Впрочем, почему только Москва? Всем одинаково противны ханжество, лицемерие, ложь, барское самодовольство, самоуверенность, которыми пропитана власть.
Утром я был в Свердловске. Хотя и ни минуты не спал, но в родном городе всю усталость, все-напряжение последних нескольких дней как рукой сняло. Прямо с аэродрома поехал на встречу со свердловчанами. Первая длилась три часа. Небольшой перерыв, объятия с друзьями и - другой зал, Дворец культуры крупного завода. Там еще полторы тысячи человек. И около пятисот записок. И в каждой второй: "Борис Николаевич, откажитесь от Москвы, там Вас "зарежут", москвичи могут подвести".
Только к часу ночи закончилась встреча. Как мог, объяснил своим землякам, что все-таки надо начать предвыборную кампанию в Москве. Кажется, они поняли меня. Правда, сказали, если все-таки 26 марта я провалюсь по Московскому округу, могу не волноваться. На всякий случай, они забаллотируют в этот день всех своих кандидатов, чтобы у меня оставался шанс пройти по Свердловскому округу на повторных выборах. В общем, настроены они были решительно. И еще добавили, что в день выборов каждый, у кого будет хоть малейшая возможность, возьмет в Свердловске открепительный талон и прилетит в Москву, чтобы добавить свои голоса к московским.
Вот такие у меня земляки!..
Практически ни с кем из друзей не смог посидеть, поболтать. Как это ни печально, надо уезжать. В каком-то сумасшедшем ритме я живу последнее время... Это ненормально. На друзе" время должно оставаться, а его нет.
Заехал к маме. Господи, сколько же ей пришлось пережить за последнее время! Обнял ее и уехал...
"Скажите, Вы рвались в Москву или это дело случая?"
"Как выбирали себе квартиру в Москве?"
(Из записок москвичей во время встреч, митингов, собраний)
Третьего апреля 1985 года на бюро Свердловского обкома партии сидели и бурно обсуждали проблемы, связанные с посевной кампанией в области. Обстановка сложилась экстремальная, снега выпало мало, влаги практически не было, все специалисты высказали мнение, что с посевными работами надо немного подождать. Пришли к этому выводу, но тем не менее решили разъехаться по районам области и на местах посоветоваться со специалистами. Вечером совершил рейд по магазинам. В принципе и так все прекрасно знал, но хотелось еще раз посмотреть собственными глазами. Вроде с продуктами стало получше, появилась птица многих сортов, сыр, яйца, колбаса, но тем не менее удовлетворенности не было.
Не предполагал я, что именно в этот вечер мысли мои будут совсем в другом месте. В машине раздался телефонный звонок из Москвы. "Вас соединяют с кандидатом в члены Политбюро, секретарем ЦК товарищем Долгих". Владимир Иванович поздоровался, спросил для вежливости, как дела, а затем сказал, что ему поручило Политбюро сделать мне предложение переехать работать в Москву, в Центральный Комитет партии заведующим отделом строительства. Подумав буквально секунду-две, я сказал - нет, не согласен.
Про себя подумал о том, о чем ему не сказал, - здесь я родился, здесь жил, учился, работал. Работа нравится, хоть и маленькие сдвиги, но есть. А главное - налажены контакты с людьми, крепкие, полноценные, которые строились не один год. А поскольку я привык работать среди людей, начинать все заново, не закончив дела здесь, я посчитал невозможным.
Была и еще одна причина отказа. В тот момент я себе в этом отчет не дал, но, видимо, где-то в подсознании мысль засела, что члена ЦК, первого секретаря обкома со стажем девять с половиной лет - и на заведующего отделом строительства ЦК - это как-то не очень логично. Я уже говорил: Свердловская область - на третьем месте по производству в стране, и первый секретарь обкома партии, имеющий уникальный опыт и знания, мог бы быть использован более эффективно. Да и по традиции так было: первый секретарь обкома партии Кириленко стал секретарем ЦК, Рябов - секретарем ЦК, а меня назначают завотделом. В общем, на его достаточно веские аргументы я сказал: не согласен. На этом разговор закончился.
А дальше, конечно, провел в размышлениях о своей дальнейшей судьбе всю ночь, зная, что этим звонком дело не кончится. Так и случилось. На следующий день позвонил член Политбюро, секретарь ЦК Лигачев. Уже зная о предварительном разговоре с Долгих, он повел себя более напористо. Тем не менее я все время отказывался, говорил, что мне необходимо быть здесь, что область уникальная, огромная, почти пять миллионов жителей, много проблем, которые еще не решил, - нет, я не могу. Ну, и тогда Лигачев использовал беспроигрышный аргумент, повел речь о партийной дисциплине: Политбюро решило, и я, как коммунист, обязан подчиниться и ехать в столицу. Мне ничего не оставалось, как сказать: "Ну, что ж, тогда еду", - и двенадцатого апреля я приступил к работе в Москве.
Расставаться со Свердловском было очень грустно, здесь я оставлял друзей, товарищей. Здесь и родной Уральский политехнический, здесь прошел высшую школу производства, здесь перешел с хозяйственной на партийную работу. Да что там, собственно - вся жизнь здесь. Женитьба, две дочери и уже внучка. А потом, 54 года - тоже немало. По крайней мере, для того, чтобы менять и весь уклад, и направление в работе.