И все-таки они просчитались. Не везде их план удался. Как-то не сообразили они, что и секретарь парткома может заартачиться и проголосовать по-своему, как совесть подсказывает, и даже послушный член коллектива в бюллетене может оставить совсем не ту кандидатуру, которую от него требовали.
Первое окружное собрание, в котором я решил принять участие, проходило в городе Березники Пермской области. В этом городе я когда-то жил, есть люди, которые помнят меня, да и фамилию Ельцин тоже - отец долго проработал здесь. В общем, несколько коллективов города выдвинули меня кандидатом в депутаты. И шанс пройти здесь большой. Если только партийным органам не удастся полностью задушить окружное собрание.
И я решил сделать не совсем обычный ход. После того как из Москвы улетел последний самолет на Пермь, я вылетел в Ленинград, там уже ждали товарищи, болеющие и переживающие за меня, они перевезли меня на военный аэродром, и здесь тоже были мои, так сказать, бескорыстные помощники. На грузовом винтовом самолете, гремящем и тарахтящем так, что я чуть не оглох, в обнимку то ли с крылатой ракетой, то ли со снарядом, я улетел в Пермь. Рано утром мы приземлились, здесь меня уже ждали доверенные лица, и очень скоро я очутился прямо на окружном собрании - успел к самому его началу. Мое появление вызвало шок у организаторов, так как из обкома партии прилететь и что-то изменить уже не успевали. Я выступил со своей программой, ответил на записки, вопросы, все прошло прекрасно, и, когда началось голосование, я, честно говоря, уже не волновался. По всей атмосфере было видно, что мне удастся сегодня преодолеть этот первый барьер на пути к избранию. Получил я подавляющее большинство голосов, можно было возвращаться в Москву.
Дальше начались окружные собрания в столице. Несмотря на свою победу в Березниках, я решил принимать участие в московских территориальных окружных собраниях. Мне хотелось почувствовать их атмосферу, разобраться в механизме влияния власти на людей. Это была для меня прекрасная школа.
Кстати, я специально снимал свою кандидатуру там, где пересекался в одном округе с кем-нибудь из достойных, честных, уважаемых мною людей. Например, в Октябрьском районе баллотировался А. Сахаров, я позвонил ему и сказал, что сниму свою кандидатуру в его пользу. Он, правда, в конце концов был избран через Академию наук СССР, общественную организацию.
Каждое окружное собрание дарило мне какой-то новый опыт. Там, где зал был настроен особенно отчужденно, мне даже было как-то интереснее бороться за него. Буквально на глазах люди преодолевали свое почти гипнотическое состояние трепета перед руководством и дирижирующим ими президиумом.
Помню, показательным в этом отношении было окружное собрание в Гагаринском районе столицы. Среди его участников оказались очень сильные кандидаты - писатель-публицист Юрий Черниченко, военный историк, генерал Дмитрий Волкогонов, кинорежиссер Эль-дар Рязанов, космонавт Алексей Леонов и другие, всего десять кандидатов. Каждый в своем выступлении попросил собрание зарегистрировать всех кандидатов, чтобы на выборах народ уже сам решил, за кого ему голосовать.
И поскольку выступление каждого кандидата было мощным, эмоциональным, убедительным -"- зал начал ломаться, дробиться и в конце концов почти весь готов был отказаться от предоставленного ему права по отсеву неугодных.
Что же тут началось! Президиум просто измывался над людьми, придумывая одну уловку за другой, лишь бы это решение - оставить всех - не прошло. Всегда веселый, довольный и оптимистичный Эльдар Рязанов готов был взорваться от гнева, к микрофону подбегали выборщики и клеймили позором президиум, люди уже почти скандировали: требуем регистрации всех кандидатов! Это издевательство над всеми, борьба зала с проинструктированным, запрограммированным руководством собрания продолжались до двух часов ночи, и в конце концов люди победили. В избирательные бюллетени были включены все кандидатуры. Я уезжал с этого окружного собрания обнадеженным: все-таки справедливость, здравый смысл восторжествовали, - и одновременно с тяжелыми чувствами. Какая же страшная, безжалостная машина власти висит над нами. Изощренная и чудовищная конструкция, созданная Сталиным и сталинщиной.
"Скажите, это правда, что после окончания института Вы пошли работать на стройку рабочим? Зачем Вам это надо было?"
"Говорят, что Вас в Свердловске отдавали под суд. Расскажите, как это было".
(Из записок москвичей во время встреч, митингов, собраний)
После защиты диплома через час я уже сидел в поезде, ехал в Тбилиси на игры первенства страны. Так получилось, что все лето после института я ездил по. соревнованиям: то первенство страны, то вузовский турнир в Ленинграде, то кубок страны в Риге. Вернулся 6 сентября и пошел оформляться на работу, куда меня направили по распределению, в трест "Уралтяжтрубстрой".
Как всякому выпускнику вуза, мне предложили должность мастера на строительстве промышленных объектов. Я сказал, что мастером пока работать не пойду. Когда учился, пришел к выводу, что хотя и сильный состав преподавателей в Уральском политехническом институте, тем не менее некоторые профессора, доценты - те, кто был оторван от производства, слишком академично преподавали свои дисциплины, не связывая их с реальной жизнью. Поэтому сразу руководить стройкой, людьми, не пощупав все своими руками, - я считал большой ошибкой. По крайней мере, точно знал, что мне будет очень трудно, если любой бригадир, с умыслом или без, сможет обвести меня вокруг пальца, поскольку знания его непосредственно связаны с производством.
Поэтому я решил для себя, что год посвящу тому, чтобы освоить двенадцать строительных специальностей. Каждый месяц - по одной. Месяц я проработал наравне с другими рабочими в бригаде каменщиков, вел кирпичную кладку - сначала простую, потом посложнее.
Работал не по одной смене, а по полторы-две, для того чтобы быстрее наработать опыт. Рабочие хоть и посмеивались над жаждой молодого специалиста пойти, так сказать, в народ, тем не менее помогали, подбадривали, в общем, внутренне поддерживали.
Месяц я работал, а после этого соответствующая комиссия присваивала разряд, обычно третий-четвер-тый. Вскоре я получил профессию каменщика, бетонщика. Кстати, очень тяжело мне давалась именно работа бетонщика, хотя я физически вроде крепкий, но по очень узким и высоким лесам быстро бежать с тачкой жидкого бетона было сложно. Если ее накренить, то сразу центр тяжести перемещается, и несколько раз я вместе с тачкой летел метра три вниз; к счастью, все кончалось благополучно, потом все-таки я и это дело освоил. Затем получил профессию плотника; месяц возил бетон на автосамосвале "ЗИС-585". Кстати, был один момент, когда я вез бетон (прав у меня тогда еще не было), и этот "ЗИС", - был он не новенький, тысяч триста с лишним уже прошел, - заглох точно на переезде железной дороги. Я слышу: идет поезд, причем на хорошем ходу. Переезд был неохраняемый, свободный.
Поезд уже вот-вот должен был настигнуть, разнести вдребезги и машину, и меня вместе с ней. Тут я, к счастью, вспомнил о стартере. Когда стартер включишь, то машина начинает как бы дергаться. И вот несколько таких буквально лихорадочных рывков, а поезд уже подает сигналы, начинают визжать, скрипеть тормоза, но чувствую, что ему не затормозить, он уже надвигается на меня всей своей огромной массой. А я все включаю стартер, дергаю, дергаю машину, и она на несколько сантиметров сошла с рельсов, поезд, чуть-чуть не задев, пронесся мимо...
Я вышел из машины, сел на бровку кювета и долго не мог отдышаться. Потом все-таки довез бетон, рассказал ребятам о том, как чуть не угробился, они говорят, молодец, все правильно делал. Или надо было выскакивать, - но тогда пришлось бы отвечать за машину. Стоит она дорого, а я никаких накоплений не имел. И сейчас не имею. Пять рублей со студенческих лет символически на сберегательной книжке до сих пор у меня лежат. И все.
Затем - плотник, столяр, стекольщик, штукатур, маляр - все это, конечно, тяжело было освоить, но такую задачу я себе поставил.
Работая машинистом на башенном кране, я пережил еще один эпизод, стоивший мне больших нервов. Строили жилой дом для "Уралхиммаша". Уходя с работы, вроде все проверил, кран обесточил, он назывался БКСМ-5,5А. Но одну операцию я пропустил. По окончании работы кран должен обязательно крепиться за рельсы специальными зацепами. Этого я не сделал. Или забыл, или еще не изучил, трудно сказать. Жили мы рядом со строящимся домом. Ночью разразился шквал, дождь со страшным ветром. Я проснулся и с ужасом вспомнил про кран. Выглянул в окно, вижу: башенный кран тихо, но движется. В чем я там был, по-моему, в одних трусах, - выскочил, быстрее к крану, в темноте нашел рубильник, включил напряжение. Лихорадочно лезу по узенькой металлической лестнице вверх, а кран медленно ползет к окончанию рельсов. Конечно, грохнулся бы он капитально. Заскочил в кабину, а там тоже темно, ничего не видно, стал лихорадочно думать и правильно сообразил, что надо отпустить с тормоза стрелу. И она сразу повернулась по ветру, перестала парусить, скорость несколько снизилась. Но тем не менее кран все-таки продолжал двигаться. Тогда я переключил движение крана в обратную сторону, и на полную скорость. И, смотрю, кран начал потихонечку снижать скорость и остановился в нескольких сантиметрах от конца путей. Это был, конечно, жуткий момент. За мной выскочила жена, кричит: слезай, погибнешь, - а я решил все-таки спасать кран. Остановил эту махину, спустился вниз, установил зацепы. Ну, конечно, уснуть этой ночью мы уже не могли, успокоиться было трудно. Долго еще мне снились сны, как я лезу по башенному крану вверх и падаю вместе с ним.