– Ты все еще работаешь? – спросил Чарли.
– Конечно, он работает, – ответила я.
– Нет, – вдруг сказал мой брат. – Мне пришлось на время отказаться от моих обязанностей в мастерской.
– Почему?
– Я занят, – ответил Джек.
– Чем?
Он указал на кучу раскрытых блокнотов с исписанными страницами. Одно время Джек проводил все выходные дни, строча письма в различные газеты. Он писал их сотнями. Похоже, брат снова увлекся очередным причудливым проектом и решил ознакомить редакции с плодами своих размышлений – с какой-нибудь схемой по орошению пустыни Сахары.
Взяв наугад один из блокнотов, Чарли небрежно пролистал его, бросил на стол и с усмешкой сказал:
– Это дневник.
– Нет, – поднимаясь с кровати, ответил Джек. На его скуластом лице появилось надменное выражение – нелепая пародия на высокомерие профессионала, который с презрением смотрит на двух дилетантов.
– Это научный отчет о проверенных фактах, – холодным тоном констатировал он.
– На что ты живешь? – спросила я.
На самом деле мне не нужно было объяснять, на что он жил. Джек снова зависел от денежных переводов из дома от наших родителей, которые на закате жизни с трудом поддерживали свое существование и едва сводили концы с концами.
– Ты зря волнуешься, – ответил Джек. – Я ни в чем не нуждаюсь.
Он только так говорил. На самом деле, получив перевод от родителей, брат тратил деньги на броскую одежду, терял банкноты, отдавал их взаймы или инвестировал в какие-то безумные проекты, описанные в дешевых журналах: в выращивание гигантских мухоморов или создание бесплатной мази от кожных болезней. По крайней мере, его работа в полубандитской мастерской позволяла ему содержать себя и оплачивать аренду комнаты.
– Сколько у тебя осталось денег? – требовательно спросила я.
– Сейчас посмотрю.
Джек выдвинул ящик стола и достал коробку из-под сигар. Он снова сел на смятые простыни, положил коробку на колено и осторожно открыл ее. Его «копилка» оказалось почти пустой. В ней лежали только несколько пенни и три никелевые монеты.
– Может, тебе стоит подыскать другую работу? – спросила я.
– Наверное, да, – ответил он.
В прошлом Джек не раз устраивался чернорабочим в магазине бытовой техники – он помогал доставлять посудомоечные машины; в гастрономе трудился на разгрузке и фасовке овощей; в аптеке мыл полы и туалет; а однажды был даже каптером на военно-воздушной базе в Аламеде и выдавал механикам ветошь. Летом он время от времени нанимался на уборку фруктов и вместе с другими сборщиками колесил по стране на открытом грузовике. Это была его любимая работа, потому что он мог объедаться фруктами до хронической диареи. Осенью Джек неизменно нанимался на консервный завод Хайнца близ Сан-Хосе. Там он заполнял жестянки маринованными грушами.
– Знаешь, кто ты? – спросила я. – Ты самый чокнутый придурок на всем земном шаре. Я ни разу в жизни не встречала человека с такой кучей дерьма в голове. Как ты вообще жив до сих пор? И какого черта ты родился в моей семье? Ты всегда был чужим для нас! Всегда!
– Полегче, Фэй, – сказал Чарли.
– Это правда, – возразила я. – Бог мой! Наверное, он думает, что мы живем на дне океана и сейчас находимся во дворце древних атлантов.
Я повернулась к Джеку и спросила:
– Какой сейчас год? Зачем ты украл этих «муравьев в шоколаде»? Скажи мне, зачем?
Схватив брата за плечи, я начала трясти его, как делала в юности, точнее, в детстве, когда впервые услышала болтовню о той чепухе, которой забита голова Джека. В тот миг, в приступе гнева и страха, я поняла, что извилины его мозга искривлены в другую сторону: при столкновении фактов и вымысла он всегда выбирает второе, а разуму предпочитает глупость. Джек видел разницу между ними, но верил только в чушь. Он заглатывал ее и подвергал систематизации, подобно какому-то книжному червю, который в Средние века заучивал абсурдное строение Вселенной от святого Томаса Аквинского. Естественно, эта хлипкая и ложная система в конце концов разрушалась, но ее малая часть сохранилась в похожем на топь интеллекте в мозгу моего брата.