Я тут же решила, что веселиться будут со мной, что заявятся мужчины для каких-то утех. Словно мало было огромного мужика у туалета. Мне было так страшно, что в какой-то миг я заметила, что одеяло, под которым я лежу, трясется мелкой дрожью. Я даже и не знала раньше, что мое тело на это способно. Как бы я ни хотела сохранять внешнее спокойствие, тело само меня выдавало и было мне неподвластно. Я не заметила в камере ни молодых, ни просто привлекательных девушек и решила, что буду отстаивать свою честь до конца. Насмотревшись американских фильмов, я уже представляла сцены насилия в камере, где все тебя мучают и бьют, для того чтобы преподать урок. Чаще всего в этих фильмах вообще непонятно почему они там друг над другом измываются. Но может это просто заведённый порядок в тюрьме? Как в армии есть хлеб с гуталином.
Чего я только не передумала в последующие пятнадцать минут. Вспоминала все приемы, которые когда-либо видела, и думала, что если продержусь до конца и не сдамся, то после месяца в лазарете вернусь назад в камеру уважаемым человеком. Искала веские доводы, подбирала такие слова, чтобы враз всех поставить на место.
Мне показалось, что прошла целая вечность, когда дверь камеры со страшным лязгом открылась. Внутрь вошли два молодых человека: худые, щуплые, нездоровые и некрасивые. В камере тут же поднялся шум, визг, крик, аплодисменты и улюлюканье. Отовсюду летели возгласы: «Иди к нам, красавчик», «Наконец-то», «Мы заждались». Но красавчики не проявляли никакого интереса. Они были скорее смущены и напуганы, и, по-моему, не меньше моего. Стараясь не поднимать взгляда на женщин, они направились к умывальнику и достали инструменты: простые сантехники, пришли починить кран. Как я позже узнала, это было очень распространённой забавой для скучающих арестанток — поломать кран или разбить лампочку. Тогда вносилось разнообразие приходом посторонних. К тому же настолько уже забытых мужчин.
Они провозились с полчаса, немного освоившись, общались с женщинами, смеялись и флиртовали. Мне кажется, что они и так затянули с починкой крана, и как бы им ни хотелось, пришлось все же собрать инструменты и отправиться восвояси. Все время пока рабочие возились с краном, дверь в камеру была открыта, а за ней стоял скучающий охранник. Насколько я могла судить, заходить внутрь он не мог, но и оставить двух рабочих наедине с двадцатью женщинами тоже.
Кроме общения была еще одна большая польза от сломанного крана — приток свежего воздуха. У меня все время слезились глаза от едкого дыма, поднимающегося вверх. Казалось, что курили все и сразу. У меня тоже оставались сигареты с ИВС, но я не решалась закурить здесь наверху. Вставал вопрос: куда стряхивать пепел? Мои наблюдения за соседками ничего не дали, соседка-бабка не курила, остальные спустились вниз.
После того как сантехники ушли, в камере восстановилась относительная тишина, и я решила постараться уснуть и больше ничего не бояться. Жители третьего этажа вернулись к себе, и старуха, лежащая рядом, что-то рассказывала женщине напротив, при помощи жестов и каких-то омерзительных звуков, похожих то на писк крысы, то на шипение змеи, то на кваканье лягушки. Короче говоря, они были гадкие и пугающие, но женщина напротив одобрительно кивала своей грязной головой, которая откидывала огромную тень на стену. Ну и компания теперь у меня! Заснуть никак не удавалось, а потом и вовсе расхотелось, потому что стали происходить странные и любопытные вещи. Первая моя ночь в тюрьме была просто полна сюрпризов и загадочных событий.
Сперва я услышала три глухих удара в потолок. Тук-тук-тук. Оказалось, что их ждали, потому что одна из женщин сказала:
— Ну, наконец-то.
Потом другая:
— Давай скорее причал.
Это было похоже на разговоры на незнакомом языке. Отдельные слова разобрать еще можно, но вот уловить суть…
Я увидела эту женщину на соседней наре возле окна, на втором ярусе. В руках у нее была длинная, метра два длиной, трубка. Похоже, что сделана она была из газеты. Я не отрывала от нее глаз, боясь пропустить хоть что-то. Насколько непонятным для меня было то, что делали эти женщины, настолько же обычным делом это было для остальных. Верхний ярус вообще не обращал никакого внимания на действия людей внизу. Ну а те, что находились внизу, никогда не смотрели вверх. Вот никто и не заметил, что я как завороженная не могу оторвать от них взгляда. Девушка просунула эту трубку, которую называли «причалом», в окно. Назвать окном это отверстие в стене было очень сложно. Не мудрено, что я поначалу вообще не заметила, что в камере есть окно. Небольшое оконце было забрано решеткой, снаружи оно закрывалось еще одной решеткой наподобие вертикальных жалюзи, а за ними крепилась мелкая сетка. Так что попадал ли воздух сквозь все эти решетки остается под вопросом. Просунув длинную бумажную трубку сквозь решетки, девушка некоторое время что-то там шурудила, а потом извлекла веревку. Эту веревку она зацепила крючком, находившимся на конце причала. Похоже, сделан он был из простого стержня от ручки.