Я поняла в какой-то момент, что есть миллион вещей, которые начинаешь ценить, когда их нет рядом. Это простые и банальные истины, их мусолят постоянно и говорят об этом, но главное — не стоит о них забывать. Когда все это есть — можно быть счастливым. Я поняла даже больше — можно быть счастливым, даже когда этого нет. Это просто состояние души и оно совершенно не зависит от благ.
Когда страх ушел — пришлось смотреть правде в глаза. Теперь настало время подумать о своей судьбе, о том, что ждет меня в будущем. Любой, находящийся в заточении, надеется на то, что свершится чудо. Даже те, кто точно знает, что ничего им не светит, что им грозит десять лет и никакого помилования ждать не приходится, все равно надеются на чудо. Так мы устроены. Ни одного человека я не встретила там, кто смирился бы со своей участью. Каждый раз, уезжая на суд, человек надеется, что не вернется. И хоть статистика вещь упрямая, но смириться с ней не может никто.
Так же и я. В глубине души я понимала, что выбраться отсюда будет очень сложно, но казалось, что моя судьба уготовила мне нечто большее, чем долгие годы за решеткой. Жизнь моя еще и начаться не успела, а обернулась так трагично. Ведь сколько написано книг, сколько снято фильмов о том, как главные герои, превозмогая все невзгоды, наконец, становятся счастливыми. Добиваются своего, восстанавливают справедливость. Ни одна такая история не заканчивалась тем, что главного героя отправляли в заключение на десяток лет, и все забывали о нем. Я казалась себе особенной, не такой как остальные, думала, что мне уготована другая участь. Я видела себя на месте именно того славного главного героя, а не забытой шестеренки в механизме системы. Думаю, что была не одинока в своих мыслях, каждому узнику кажется, что его дело самое важное, вопрос самый интересный и что есть люди, которым не наплевать.
Но как много я слышала здесь разговоров о том, что та или иная женщина отправилась отбывать свой срок. Еще вчера она ожидала здесь вместе с остальными чудесного освобождения, а завтра ее уже отправляли в специальную камеру для осужденных, где они ждали отправки «на зону». Само это выражение «на зону» было страшнее, чем тюрьма, потому что здесь, в СИВО, я уже знала внутренне устройство, а там была неизвестность. Пустая нара надолго такой не оставалась — ее тут же занимала другая заключенная, которая так же мечтала и надеялась на чудо.
Так и я, еще совсем недавно радовалась новой квартире, в которую мы только переехали с моим парнем. Самым обидным было то, что моя нелегкая жизнь, наконец-то стала налаживаться. У меня появился любимый человек, который хотел провести со мной жизнь. Это было нечто удивительное! В восемнадцать краски такие яркие и любовь такая искренняя, нам хотелось разделить все и быть вместе вечно. Мы являли собой обычную влюбленную пару, которой море по колено, которой наплевать на бандитов и политиков, на несправедливости и неравенство. Оставаясь, порой, совсем без денег, относились к вынужденной голодовке философски, зная, что все впереди и что у нас будет счастливое будущее. Мы постепенно шли к мечте: у парня появилась хорошая работа, и мы сняли квартирку. Я приходила в восторг от вида девственно-чистых стен, размышляя какие картины туда повесить. Выбирала занавески и радовалась новой сантехнике. Казалось, что я попала в дом мечты. Мы завели щенка ризеншнауцера, и наша собака уже в три месяца была большущей. Я задалась целью выдрессировать ее и сделать идеальной, поэтому много времени проводила, гуляя с ней и играя.
Теперь я понимала, что все это осталось в прошлом. Что будет через пять-семь лет? Тогда в восемнадцать это казалось огромным сроком. Даже самый преданный парень не будет ждать столько. Да и хочу ли я этого? Чтобы он из года в год ездил ко мне и возил передачи? Чтобы видел в кого я превращаюсь на зоне? Мне казалось, что я обязательно должна буду превратиться в некрасивую и унылую бабу, которая говорит на жаргоне и плюет сквозь зубы. Друзья будут просто продолжать жить, заведут других друзей, создадут семьи, у них появятся дети, достижения. Что, интересно, думали друзья по поводу моего пленения? Поддержали маму или просто сделали вид: ничего не знаем и не ведаем, и помочь ничем не можем? По большому счету, наверное, помочь никто ничем и не мог, но хоть письмо передать? Черкануть пару слов? В такие вот моменты вырисовывается сущность всех взаимоотношений. Самая нелегкая задача поддерживать человека, от которого отворачивается общество и закон. Ведь правды, по сути, не знает никто, они могут только догадываться о том, что произошло на самом деле. Но только самые любящие люди скажут: «Мне плевать — что бы она ни сделала, я все равно буду с ней». Ну что ж, у меня были все шансы узнать цену дружбы.