Тогда я считала, что мне может пригодиться знание всех туннелей и переходов, поэтому я усиленно пыталась нарисовать в памяти картинку плана тюрьмы. Куда там! Мрачные длинные и бесконечные переходы никак не хотели запоминаться. Казалось, пропади сейчас охранник, и я буду скитаться здесь в одиночестве, пока не умру с голода, так и не увидев белого дня.
Наконец мы стали подниматься. Стало теплей и светлей. Воздух стал свежим, после вони тюрьмы, казалось, что он благоухает. Сразу нахлынули тысячи воспоминаний о настоящей жизни, что была — никуда не исчезала — за этими стенами. Затем всё вокруг изменилось. Простые бетонные стены обросли штукатуркой и краской, стали появляться деревянные панели. Мы словно попали в другое измерение, пройдя по волшебному порталу. Вот последний штрих — лестница на второй этаж. Меня оставили в коридоре. Там у стены стояло еще несколько подследственных. Это были понурые парни, со сцепленными за спиной руками, смотрящие в пол. Не знаю, какими методами охранники добивались этой покорности у мужчин. Я же стояла так, словно пришла на увеселительную прогулку, и пока охранник отсутствовал, успела перезнакомиться со всеми в коридоре.
Парни, отвыкшие от общения с женщинами, были просто в восторге. Знакомство обычно происходило с вопроса о том, в какой камере я сижу. Это было, как узнать адрес или район. О статье здесь никто не спрашивал — было не принято, все равно, что под юбку заглянуть. Одно дело сокамерники должны знать с кем имеют дело, совсем другое парни, с которыми я знакомилась в коридоре. Вообще мужчины в тюрьме очень уважительно относятся к противоположному полу. Вроде бы это принято в нашем обществе, но кто не сталкивался с грубыми парнями и равнодушными лицами, когда нужна помощь? Кто не сетовал на наглую молодежь, безразличных мужиков в общественном транспорте и хамов-рабочих? Здесь все было по-иному. Вежливое обращение было нормой, никто не позволял себе грубого слова или, упаси бог, какой-то непристойности.
Теперь все пообещали мне писать письма, и я с радостью согласилась. Обитателям тюрьмы всегда было невероятно скучно, поэтому переписка была единственным доступным развлечением. Чаще всего все переписывались, не видя своего адресата. И всегда существовал риск, что переписываешься ты со старой бабкой, которая еще и без ноги. А тут они видели меня воочию и были несказанно рады. К моему стыду, я не могла запомнить лиц. Почти все бритоголовые, в плохой одежде, лица с темной щетиной, контрастирующей со слишком бледной кожей. Женщины по природе своей таковы, что всегда принаряжаются, хоть к следователю, который чаще всего тоже мужчина, хоть на казнь. Мужчинам же нет никакого дела до того как они выглядят, и вряд ли перед походом к следователю у кого-то возникало желание побриться и принарядиться. Чего доброго сокамерники заподозрят неладное. Они жили там, в плену у условностей, а мы, женщины, были свободны от этого.
Так как потом я ходила к адвокату и на допрос довольно часто, то знакомств у меня было выше крыши. Каждый раз я приходила в камеру с новыми «связями».
Вернулся охранник и повел меня в комнату для допросов. Здесь все было намного приличней, чем на ИВС. Обстановка, конечно, была та еще: стол и стул, привинченные к полу. Больше ничего. Но здесь имелось настоящее окно, которое выходило на самую настоящую улицу. Можно было увидеть совсем другую жизнь. По тротуару шли люди, спешащие по своим делам, мамы катили коляски, а по дороге мчались машины. На улице было холодно, ведь люди кутались в пальто. Я пыталась узнать местность, как-никак это мой родной город, и я знала в нем каждую улицу. Но эту местность я узнать не могла, хотя мне и говорили, где находится СИЗО.
В моем приподнятом настроении мне все казалось радужным и безоблачным. Хотелось шутить и не думать о серьёзном. Пришел адвокат. Все тот же смешной Рыжиков. Казалось, что он все время куда-то спешит. Он впопыхах сунул мне письмо из дома, бутерброд и вышел. Я ела и читала. Письмо было от моего парня:
«Привет, любимая. Сегодня адвокат сказал, что пойдет к тебе, поэтому пишу поскорее это письмо.
Дело движется очень медленно, и ничего утешительного пока сказать не могу. Единственное, чем могу тебе помочь, это нанять адвоката. Говорят, что он один из самых лучших, и он обещает положительный исход дела.
Очень скучаю. Прихожу в новую квартиру и не знаю, что там делать без тебя. Зачем мне она? Квартира пустая, ведь мы так и не обзавелись мебелью, а без тебя — пустынная. Я каждый вечер оттягиваю момент, когда надо возвращаться домой. Не могу заставить себя убрать твою одежду, которую ты оставила на кровати. Она там так и лежит.