Влада тоскует. Ее надо выгуливать и кормить. На первое совершенно не хватает времени, потому что я с утра до ночи на работе. Когда возвращаюсь, по всему дому огромные лужи. Она хоть и щенок, но большой и лужи — просто моря. А еще кучи…
Что касается кормежки. На рынке мне всунули коровьи носы, прихожу домой и варю их. Воняют они отвратительно, но Влада ест, ей нравится. Такая вот наша жизнь.
Ни с кем не общаюсь, кроме твоей сестры, потому что только с ней могу говорить о тебе и обсуждать твое дело. Друзья от меня шарахаются, не понимают и считают, что я выжил из ума.
За квартиру заплачено за шесть месяцев, так что мы ждем тебя домой. Не теряем надежды.
Целую».
Через несколько минут Рыжиков вернулся, забрал письмо и сказал, что сейчас пришел мой следователь и будет очная ставка с потерпевшим. Вот уж чего я не ожидала! Игривое настроение испарилось.
Что говорить? Что делать?
Как ни странно, мой адвокат совсем не провел никакого инструктажа.
— Что мне говорить?
— Говори все как есть.
— А не повредит ли это?
— Если какой-то вопрос тебе не понравится, не отвечай.
Все это казалось странным. Но это же был адвокат! Человек, призванный и нанятый моей семьей, чтобы защищать меня и вытащить отсюда. Если он считал, что надо рассказать голую правду, может так и надо? Ведь он же лучший в городе, так говорили все вокруг: сокамерницы, семья и даже охранники.
Дверь открылась, и вошли двое мужчин. Я вглядывалась в них, пытаясь понять, кто из них кто. Так сложилось, что потерпевшего этого я и в глаза не видела. Как-то не представилось возможности.
Они расселись: один — за стол, дугой — напротив меня и тот, что за столом, сказал:
— Я ваш следователь. Зовут меня Денис Александрович.
Этот следователь был совсем молодым, может, лет на пять старше меня. Серьезный, симпатичный, он был спокойный и бесстрастный. Второй — мужичонка лет тридцати пяти, небольшого росточка, с маленькими бегающими глазками и круглыми щечками. В ухе у него была серьга-колечко. Конечно, мне он показался отвратительным. А ведь этот коротышка был оперуполномоченным, из какого-то важного подразделения милиции. Куда они смотрят, когда набирают таких? Разве не должен он быть высоким и широкоплечим? Сильным и уверенным себе? Защищать слабых, а не обижать их? Нелюбовь к милиции возросла во сто крат, при виде потерпевшего.
— Давайте начнем очную ставку, — сказал следователь. — Потерпевший Пашкуда, расскажите, что произошло.
пожалуйста.
— Значить так, — начал потерпевший, и я прыснула со смеху. Все на меня зашикали, и рассказчик сбился. Потом взял себя в руки и продолжил, — двадцать первого января, в двадцать часов, я и два моих сослуживца выполняли секретное задание. Мы находились на троллейбусной остановке. Внезапно на остановку пришли трое людей. Двое мужчин и девушка. Они кричали и вели себя вызывающе. Поэтому мы решили, что они хотят сорвать операцию. Один из мужчин затеял ссору еще с одним человеком, стоящим на остановке. Тогда мы с сотрудниками направились к этим людям и потребовали прекратить ссору. Мы хотели предъявить документы, но мужчина стал кричать на нас, и между нами завязалась драка. Вследствие этого мы переместились за остановку. Потом я почувствовал резкую боль в области сердца и упал. Дальше я ничего не помню. Еще помню, что видел эту девушку у себя за спиной и подумал, что у нее нож.
«Видел за спиной?», — подумала я, но ничего не сказала. Адвокат молчал. Складывалось такое впечатление, что он думал о чем угодно, только не обо мне. Но не могла же я указывать ему, что делать. Или могла? Теперь понимаю, что будь я немного поактивней, все могло быть иначе. Знай я хоть немного свои права, то могла бы защищаться. А так я привыкла молчать.
— Ирина, расскажите теперь вы события, произошедшие двадцать первого числа, — вежливо обратился ко мне следователь.
Такая очная ставка не могла привести ни к какому выявлению фактов, это была простая формальность. Я даже не помню в лицо потерпевшего, не говоря уж об остальных участниках этого представления. Но ничего не оставалось, как начать рассказ. У меня уже несколько раз брали объяснения, поэтому речь можно было заучить наизусть. Да и сама я много раз прокручивала в голове события того вечера. Думала, что можно было изменить или как поступить по-другому. Пришла к выводу, что все равно поступила бы так же. Как выгородить себя? Да опять же, говорить правду. Она была на моей стороне, хоть буква закона и говорила обратное.
— Двадцать первого января, около восьми вечера я, мой брат и его друг Алексей пришли на остановку троллейбуса. Мы громко обсуждали что-то, и один из находящихся на остановке людей сделал замечание. Брат заявил, что у нас свободная страна и между ними завязалась словесная перепалка. В этот момент к нам подошли трое мужчин и набросились на моего брата. Было очень темно, и я не рассмотрела их лиц. Мой брат сопротивлялся и пытался увернуться от нападавших, таким образом они переместились за остановку. Брат поскользнулся и упал, а трое мужчин стали зверски избивать его. Я очень испугалась такой необоснованной жестокости и пыталась остановить их. Но мои уговоры остались без внимания. Они окружили брата, и я не могла протиснуться через это кольцо. Я пыталась висеть у них на руках, но один из них отшвырнул меня в сторону, я сильно ударилась головой о дерево. Тогда я поднялась и, чтобы хоть как-то остановить их, достала из кармана шило- мундштук, которое мне подарили как раз в тот день. Я два раза ударила им одного из нападавших. Кого именно — не знаю, была ночь, они не представились, и лиц их я не разглядела.