Через пару дней принесли передачу, да такую замечательную, столько передали всего вкусного, что одной было просто не справиться. Но так как текучка осужденных здесь была намного больше, люди не были сплоченными, и я так ни с кем толком и не познакомилась. По этой причине ни с кем не делилась и объедалась сама без зазрения совести. Голодные времена на транзите оставили всё же свой след, и хотелось делать запасы, тогда как раньше я раздавала все страждущим. Протянутых рук всегда было предостаточно, сколько бы я ни давала, но прокормить всех было невозможно.
А Наташе мама тоже регулярно приносила передачи, и мы с ней были самыми богачками в камере. У нас всегда были и сигареты, и сало, и колбаса. А ещё и деликатесы оставались, такие как варенье и сгущенка. Так как больше мы ни с кем не сдружились, то все доставалось только нам. Мы почти все время ели. Поедим, уберем все, пройдет час, и мы опять достанем еду и пируем. Потом задумывалась все время, почему никто из нас не набирал вес? Наташа была не намного толще меня. А ведь еда в тюрьме вся вредная, жирная, сладкая. Образ жизни язык не повернется назвать малоподвижным, он был просто неподвижным. И ничего, никто не заплывал жиром. Может потому, что много курили? Бывали дни перед судом, когда я очень нервничала и выкуривала по две пачки сигарет без фильтра. А так пачка сигарет в день — это была норма. Даже те несчастные, которые были лишены этой вредной привычки, становились пассивными курильщиками, ведь столбы дыма в камере обычное явление. Сейчас, слава богу, от этой дурной привычки не осталось и следа и я с недоумением вспоминаю, как могла столько курить.
Спустя неделю меня вызвали к адвокату. После Рыжикова видеться с защитником не хотелось. Ожидала я от него только подвоха, доверия не было никакого. К моему удивлению адвокатом на этот раз оказалась женщина лет сорока пяти. Очень уверенная, даже какая-то грозновеличественная. Расслабиться при ней не удавалось, и слова застревали в горле. Хотелось нахамить, но не получалось, было неудобно что ли. Она представилась:
— Меня зовут Ирина Павловна. Я ваш адвокат. И адвокат вашего брата.
Потом она расставила все точки над I:
— Никаких писем и бутербродов я носить вам не буду. Я подобным не занимаюсь. Меня интересует только дело. Так как родные ваши оплачивают каждый мой визит сюда, то приходить я буду очень редко, только в случае крайней необходимости.
Теперь стало понятно, почему Рыжиков ходил ко мне каждую неделю и ничего при этом не делал.
— Хорошо, — ответила я. Не хотелось с ней соглашаться, хотелось нагрубить, послать куда подальше. Такая она была самоуверенная. Но меня-то не проведешь. У меня уже был один адвокат, который подставил меня, да еще и денег вытащил из семьи не мало. Когда я впоследствии узнала, сколько именно, то волосы на голове встали дыбом. Оказалось, что семье пришлось продать квартиру, чтобы расплатиться с этим негодяем.
Но я почему-то молчала, кивала головой и бубнила:
— Хорошо.
Что еще я могла сделать? Биться в суде самой невозможно. Оставалось вновь довериться адвокату. Казалось, что ей не надо ничего выяснять, все и так было понятно, она просто пришла познакомиться со мной.
— Нужно будет извиниться.
— Не буду.
— Так надо. Суд должен видеть, что ты раскаиваешься и понимаешь, что так делать нехорошо, — говорила она мне как маленькому ребенку.
— Я не буду перед ним извиняться. Он сволочь.
— Может быть, но извиниться надо. У тебя еще есть время.
У меня действительно было полно времени, чтобы свыкнуться с мыслью о том, что мне придется извиниться перед потерпевшим. Я ставила себе в пример Катю, которая искренне на суде попросила прощения у девочки, которую хотела убить. Но та девочка была невинна, а этот…
Я вздыхала и начинала убеждать себя вновь, что извиниться надо, что возможно эти слова позволят мне выйти домой. В сердце вновь жила надежда, которая после приговора суда умерла, казалось, навсегда. Теперь ведь все может быть по-другому. Только и надо, что извиниться и сказать, что не понимала, что творю, потому что они хотели убить моего брата….
Снова и снова я повторяла про себя: «Я прощаю. Прошу прощения. Извините». Такой вот аутотренинг я проводила с собой на протяжении всего отпущенного мне времени до суда. Повторяла эти слова как заклинание каждый день. Думаю, это помогло на самом деле простить того человека.
Глава 9
Вскоре однообразные будни были изменены. Произошло вот что. Однажды к нам пришел начальник по этажу (к слову сказать, им был уже не тот человек, который требовал у меня телефон, а совсем другой — молодой и симпатичный) и предложил некоторым из нас, а именно тем, кто дожидался апелляционного рассмотрения дела, поработать. Пара девушек согласилась, я же посчитала это унизительным. Вот еще, ходить и мыть кабинеты начальства, красить стены, двор мести и еще бог знает чем заниматься.