Сейчас, много времени спустя, узнав ряд фактов, о которых тогда я не имел понятия, я понимаю, что чувство в ней по отношению ко мне уже умерло. Но тогда, весь охваченный любовью к этой девушке, я не замечал, или скорее не хотел замечать этого…
Но вот мы приехали, дошли до дома. Настя была обрадована, что ничего готовить не надо, все угощения уже через минуту были на столе, а она явно проголодалась, да и готовить особенно не любила.
Теперь мне показалось, что она чуть оттаяла, и ее настроение стало заметно лучше.
Мы зажгли свечи и принялись за ужин, поднимая бокалы за пятилетие нашего знакомства, ведь мы в первый раз сидели за этим столом ровно пять лет тому назад. Все вроде стало прекрасно. И как тогда, в первый раз, мы стали говорить на научные темы. В частности, заговорили о книге Берто. Настя уже читала ее и даже активно работала с ней, и была также в энтузиазме от этой прекрасной исторической работы. Потом, мы заговорили об истории вообще.
Оценивая современных историков, Настя высказал мнение, что историку необходимо не только прекрасно знать изучаемую эпоху, прочитать тысячи архивных документов, понимать, чувствовать объект своего исследования, но и кроме этого, он должен уметь ясно излагать свои мысли и, что очень важно — уметь говорить, делать так, чтобы его лекции были интересны и понятны слушателям, а потом после короткого раздумья она произнесла:
— Только у Вас, у единственного из российских историков есть все эти качества, соединенные вместе, и поэтому я считаю, что Вы — лучший историк современной России.
После этой фразы, которая останется в моей памяти до конца жизни, Настя вдруг спросила меня, что я думаю по поводу того, что ее пригласил на день рождения ее однокурсник, то ли на 9-е, то ли на 10-е ноября. Я не высказал бурного восторга по поводу этой перспективы, хотя и не собирался категорически противиться тому, чтобы она пошла на этот праздник. Более того, мне вдруг пришла идея «разменять» этот день рождения на встречу с моими детьми. И, забыв об опасности, которую представляли некоторые вопросы, я спросил:
— Когда мне лучше встретиться с детьми, в субботу или воскресенье?
Слово «дети» вызвало вдруг совершенно немыслимую реакцию. Настя начала вдруг ругаться, кричать, а потом встала и, доведя себя до бешенства, стала выкрикивать дикие, немыслимые проклятия в мой адрес и в адрес моих детей. Все это было так неожиданно, внезапно «на ровном месте», что я совершенно опешил. Еще несколько минут назад умная, интеллигентная девушка, кричала, вопила, ругалась матом и кажется бросилась на меня с кулаками. Почему говорю «кажется», потому что меня все настолько ошарашило, что мои воспоминания с этого момента носят отрывочный, фрагментарный характер.
Если она бросилась в этот момент с кулаками, не исключено, что я оттолкнул ее ладонью, как это было уже несколько раз до этого. Именно оттолкнул. Настя неоднократно заявляла мне в ходе предыдущих более-менее адекватных ссор, что, если я хоть раз ее ударю, мы расстанемся навсегда. Поэтому ударить ее для меня было бы немыслимо, это было как Заповедь.
А Настя все больше и больше превращалась в дикую мегеру, которая оскорбляла меня и моих детей, восклицая: «Ненавижу! Ненавижу тебя (во время скандалов она сразу переходила на «ты») и твоих поганых ублюдков!» И тысячу прочих ругательств в том же духе.
Сколько продолжалась эта дикая истерика, которую было абсолютно невозможно остановить ни молчанием, ни лаской, я сказать не могу, но что помню, что Настя, полуодевшись, бросилась на улицу.
Попытки выскочить вечером на улицу во время нескольких предыдущих истерик уже были. Но я никогда не допускал этого, понимая, что молодая девушка, выскочившая в таком безумном состоянии ночью на улицу, может либо сделать с собой что-либо сама, а может и стать чьей-то жертвой. Поэтому все предыдущие разы я становился поперек двери, говоря, что, если она хочет уйти, пусть сделает это наутро. Я не буду препятствовать, и помогу ей, куда бы она не собиралась уйти или уехать. Но только утром, не сейчас!
Как я уже говорил, она обычно успокаивалась к утру, и чаще всего просила прощения, либо делала вид, что вчера ничего не произошло.
Но в этот раз истерика была такой дикой, что я не стал останавливать Настю, и она убежала из квартиры.
Я сел за компьютер, пытался отвлечься от ужасной сцены, которая произошла. Не помню, что я там смотрел, почту, лекцию по истории, YouTube… не помню.