Две ночи, проведенные у бивачного костра на развалинах замка, были незабываемыми. Было все, о чем я мечтал — верные товарищи, старинный замок, бивачный костер, в свете которого сверкали золотые эполеты, мундиры наполеоновской эпохи, шпаги (увы, тогда лишь фехтовальные) и веселье.
Правда ночи на биваке в начале мая оказались ледяными, но нас согревало пламя костра и восторг впервые перенестись хоть немного в романтическое время наполеоновских походов.
Так родилась военно-историческая реконструкция в России. Конечно наши тогдашние мундиры показались бы сейчас весьма наивными, скажем, на современной реконструкции Бородинской битвы или сражения при Ватерлоо. Но ведь это было только рождением! Разве вы видели, чтобы будущий знаменитый боксер выходил из чрева матери здоровым детиной с кулаками с «голову пионера», как говаривали в СССР, или будущий великий ученый решал в месячном возрасте интегральные уравнения? Подумать такое — очевидный бред. Так и здесь — это было только самое рождение, в майские дни 1976 родился младенец, который будет расти и крепнуть долгое время. Из нашего первого похода началась жизнь, которая потом даст могучие всходы и позже пойдут все направления в современной военно-исторической реконструкции.
После Копорского похода мы стали чаще встречаться с моими товарищами по увлечению, я рассказывал им то, что читал в неведомых тогда для советских юношей книгах, а они слушали меня, затаив дыхание. К нам стали присоединяться другие молодые люди, увлеченные военной историей, и так де-факто родился первый военно-исторический клуб, поставивший своей целью создать то, что сейчас называется «военно-историческая реконструкция».
И до этого были группки любителей, объединенных интересом к военной истории, но все они занимались либо раскрашиванием фигурок солдатиков, либо собиранием изображений униформы, либо коллекционированием книг, а изредка (в СССР с этим было трудно) оружия и предметов формы.
Наш клуб отличался от этого принципиально. Я впервые поставил задачу вывести все это из области копания лишь в пыльных томах, а показать ожившую историю себе и людям. В первом уставе клуба мы записали, что нашей целью является создание такого мощного военно-исторического движения, которое позволит организовать исторические марши, парады, «сражения» в мундирах соответствующих эпох. Подлинник этого ценнейшего документа сохранился у меня. Он датируется 1976 г. Фактически, это первый проект, ясно и целенаправленно ставящий задачу создания того, что мы сейчас называем «военно-историческая реконструкция». Что принципиально отличается от кружков, клубов любителей солдатиков, существовавших и тогда, и сейчас. Эти люди объединяли лишь узкий круг коллекционеров, а здесь речь шла о том, что однажды должны были увидеть воочию сотни тысяч, миллионы людей!
Да, я никак не преувеличиваю. Реконструкцию Бородинского сражения в 2012 г посетило 300 тыс. чел., реконструкцию Ватерлоо в 2015 г. (5 тыс. участников на поле боя и также около 300 тыс. зрителей, часть из которых смотрела исторический спектакль в пятницу вечером и две реконструкции битвы в субботу и воскресенье, на трибунах, вмещавших по 65 тыс. чел. Остальные зрители приехали просто посмотреть лагеря реконструкторов, походить по полю в обстановке, где все говорило об истории. И все это мы планировали уже тогда! Конечно, мало кто мне верил. Герберт Уэллс, услышав план Ленина об электрификации России, назвал вождя революции «Кремлевским мечтателем». Примерно так думали обо мне мои друзья. Да, они следовали за мной, их приводили в восторг мои проекты, но они с трудом верили в их осуществление.
Тем не менее, наше общество, пока «тайное» разрасталось, и мы помпезно называли его «Империя», а его члены стали обращаться ко мне «Сир», раз уж я повелевал «Империей». Это обращение впервые применил тот, кто стал моим первым солдатом — Сергей Дороховский. Именно с него и другого моего второго «солдата» Сергея Леготина, началась наша традиция «боевых имен». Во французской королевской армии, когда солдат вступал в полк, взамен его имени и фамилии, ему давали «боевое имя». В современных войсках, как известно, на войне практикуется давать бойцам «позывные», короткие имена, по которым они называют друг друга в эфире. Это тоже некий акт приобщения к братству, подобный тому, как монахи принимают новое имя при пострижении. Так и мы приняли эту традицию. Действительно, было как-то не очень здорово называть «французских» офицеров — Ваней или Васей. Поэтому Сергей Дороховский получил боевое имя Лассаль, и всю жизнь я его иначе не называл, да и, по-моему, никто из его друзей также. Леготин получил скромное имя инженерного офицера, до конца верного Наполеону — Гурго. Но Леготин обожал кавалерию, и особенно восторгался ее блистательным командиром Мюратом. Он так настойчиво, с таким жаром просил, чтобы ему дали это имя, что однажды он упал на колени с мольбой назвать его так, как жаждет его душа. Я не мог отказать, и он был «крещен» Иоахимом Мюратом. Действительно, позже он станет прекрасным кавалеристом, и во многом будет родоначальником появления кавалерии (в конном строю) в нашем движении.