– Так значит, это твой друг детства? – скептически поинтересовался Марк.
– Ну да. В прошлый раз, когда ты видел, что он сажает меня в свою машину… Как позже выяснилось, это был такой отвлекающий маневр. Пока мы были в парке, рабочие меняли замки и ставили щеколды на окна, чтобы я уж точно не смогла сбежать.
– Сбежать? – Марк казался растерянным и сбитым с толку.
– Кир не знал, что я хожу на работу в центральный парк, до того дня, когда он нас застукал. Так что…
Я медленно переползла с коляски на кровать и улеглась, а то моя спина из-за долгого сидения уже стала подавать еле скрываемые признаки того, что она чертовски устала.
– И из-за этого на окнах теперь щеколды на внешней стороне? – Браун усмехнулся. – Я-то думал, какой дурак догадался бы сделать так.
– Щеколды… Были… Наверное, Кир продаст дом.
Настала гробовая пауза. Кажется, только сейчас до бедного Марка дошло, что приехала сюда я не как в качестве временного гостя, а как в качестве постоянного умирающего.
Он сел рядом на кровать. Положил свою руку мне на плечо…
– Что, все так плохо?
Я медленно кивнула.
– Сколько?
Сколько.
Никто не знал, сколько.
И это было самым печальным.
Я отвернулась к стене и стала отколупывать побелку со стен, не став утруждать его ответом.
– Ты знаешь, я все это время себе покоя не находил…
– Ну естественно, ты смылся из моего дома, даже не дав мне договорить.
– Эмоции… Ну так вот… Я реально не верил, что ты можешь так со мной поступить. У меня даже руки опустились. Я очень рад, что сейчас все разрешилось. Я люблю тебя.
– Я люблю тебя тоже. – Я улыбнулась.
Он сгреб меня в свои объятия, и мы так и сидели, пока не стемнело…
А потом ему стало плохо, и он попросил покинуть палату…
Уже после того, как я вымелась из комнаты и ждала Дмитрия Анатольевича, который заберет меня из мира онкологии, я слышала всхлипы из его палаты и чувствовала горе…
Большое, неимоверное горе…
10 июля
13:13
За то время, которое я здесь нахожусь, я сдружилась почти со всем персоналом.
Вот Дмитрий Анатольевич идет с пакетиком «питания» – он тут у нас самый заправский, следит за здоровьем пациентов, раны обрабатывает, настраивает капельницы.
Анна Николаевна – что-то вроде психолога. И послушает, и даже поматериться (ого!) и посетовать на жизнь даст. Раком-то она, жизнь, уже поставила, так что грех об этом не рассказать…
Еще тут есть чересчур вредная вахтерша, Людочка. Имя милое, только вот никакая она не «Людочка». Питбуль с накрашенными губами и бровями из сороковых, честное слово!
И дети… Так много детей в отделении паллиативной помощи…
У меня отдельная палата, но иногда я прошу сиделок покатать меня по отделению. Ноги мои меня уже не держат как раньше, так что все, что я сейчас могу – круглосуточно спать, когда полегче, печатать в электронном дневнике, а когда совсем-совсем «полегче» – даже могу пройти от одного конца окна к другому. Это уже настоящий подвиг для меня…
Трудно поверить, что всего лишь пару месяцев назад я скакала, как бешенный чертенок…
22:07
Переписываемся с Марком. Это мы такую себе примитивную систему общения построили: когда он чувствует себя хорошо (под этим подразумевается поднятие на шестьдесят ступенек вверх и, после, вниз), он навещает меня в палате. Когда он чувствует себя плохо даже для того, чтобы встать с кровати, мы переписываемся через интернет.
Браун прошел уже четыре химиотерапии, но последний скриннинг двадцать девятого июня выявил рост метастаз с бешенной скоростью. И они начали новый протокол.
Жизнь несправедлива…
12 июля
5:10
Кир за это время ни разу не заходил. А недавно я увидела их, голубков, гуляющих прямо под окнами моего хосписа. Ну ни стыда, ни совести!
Хотя я почему-то не завидую. То ли нечему завидовать, то ли сил нету.
15 июля
20:20
Сегодня я проходила обследования. Их тут проводят каждые десять дней для пациента.
Уселась я в кресло, повезли меня в кабинет с рентгеновским аппаратом… Их тут два на три этажа, на этаже онкологии и этаже паллиатива. Тех, кто даже не в силах повернуться, обычно отводят в кабинет, который находится на третьем этаже.
Дмитрий Анатольевич упрашивал меня спуститься на второй, а я… Что тут сказать…
Спустя пятнадцать минут бесполезных уговоров лифтом нам все же воспользоваться не пришлось.
26 июля
Уже теряю счет времени.
Так же узнала, что легкие мои теперь функционируют всего лишь на тридцать процентов, поэтому ночью я часто задыхаюсь и сплю с ИВЛ. А сердце настолько износилось, что уже ясно: никаких два месяца жизни уже не будет, как говорили мне раньше. Я просто доживаю последние дни своей жизни…