И, пожалуй, самое главное, что я отметила для себя за все свои восемнадцать лет – не стоит гнаться за Будущим, нужно жить Настоящим… и только изредка заглядывать в Прошлое.
Я знаю, что мне осталось ух как мало. В лучшем случае – пару дней. Мне становится хуже с каждой секундой…
Но я не боюсь умирать.
Наоборот. Меня никто здесь не держит, разве что дядюшка Браун – его мне очень жалко. Он останется совсем один…
Он, кстати, пришел ко мне сегодня в палату.
Принес апельсины, хотя я уже не раз говорила, что ничего не могу есть. Старческая память, что с него взять.
А потом мы с позволения Дмитрия Анатольевича, который сделал мне анализы (при этом сообщив, что они низкие, но не настолько, чтобы держать меня взаперти еще один день. Кажется, здесь сыграл так называемый «бонус смертника») и напялив мне маску на морду лица, вышли на улицу, прошли мимо больничного сада и пришли в центральный парк – от него до больницы рукой подать.
В нашей лавочке аквагримеров работала какая-то молодая пара: мальчишка лет двадцати и девушка лет девятнадцати. Они мне почему-то напомнили меня и Марка в свое время. Как дядюшка объяснил – это Настя и Олег, они были друзьями Марка. Так вот, кто были те два человека, которых я видела на похоронах…
Когда мы проезжали мимо, я улыбнулась им. И они мне улыбнулись тоже, кажется, узнав в том заморыше, закутанном в черное одеяло под проливным дождем Петербурга перед сырой могилой меня, а потом парень взял краски и нарисовал мне на виске розу, тепло улыбаясь.
Потом мы гуляли по аллее… Ну, как гуляли – дядюшка Браун вел коляску, а я сидела и наслаждалась видом. Огромными вековыми соснами и дубами, все еще свежими и зелеными…
Я сказала, что Марк был просто потрясающим и заслужил покой. Он не мог не согласиться. А потом, шепотом, попросил меня, когда я уйду, чтобы передала ему привет от него… И голос у него так дрогнул, а глаза на какой-то момент заблестели… Именно это вбило гвоздь мне в сердце, почему-то, а ведь я столько раз видела плачущих людей… Я пообещала, что непременно передам.
А потом нам надоели разговоры о смерти. Мы купили два мороженых – дядюшка Браун клубничное, а я – банановое, – и сели у пруда на лавочку, где плавали утки.
Сидели, наслаждались видом… Мое мороженое потекло, потому что я все никак не осмеливалась лизнуть его после четырех месяцев голодания и сидения только на внутривенном питании. Но потом все-таки откусила кусочек. Обжигающе холодная масса спустилась мне в желудок, и впервые за эти два месяца я почувствовала вкус еды. Это было удивительно.
К черту новые наворочанные айподы и гаджеты! Вот она, – настоящая радость, – кусок мороженого!!!
Пошел холодный октябрьский дождь…
Все стали убегать и доставать зонты.
Одни мы сидели на лавочке, ели мороженое и улыбались, вдыхая запах сосен и дубов.
А дождь все лил, капал на черные, словно похоронные плащи людей, и никто из них в этой суматохе не замечал двух странных граждан, даже не пытающихся скрыться от дождя – девочку на коляске и старичка с сединой и яркими голубыми глазами.
Все куда-то спешили… А мы сидели и просто радовались…
Новому дню и, даже, новой минуте, солнцу, нежданно-негаданно выкатившемуся из-за туч, моросящему дождю…
Мы просто сидели.
Мы просто наслаждались жизнью.
Для подготовки обложки издания использована художественная работа автора.