– Всем замолчать! – громыхнул он. Впервые Соня услышала от психиатра реплику, произнесенную на повышенных тонах. – Тамара, отпустите Вячеслава.
– Но он моему Пашеньке руки выламывает, а Пашенька, между прочим, художник и ими творит.
– А я слышала, что он маляр, – фыркнула одна из «сестер». – Причем два месяца назад уволенный со стройки…
Никто этой реплики не услышал, кроме Сони и, пожалуй, Лоры.
– Вячеслав, отпустите Павла, – продолжил Назаров. – Вы делаете ему больно.
– Сам виноват, – угрюмо проговорил охранник, но руки разжал, – я по-хорошему просил…
– А теперь спокойно объясните мне, что тут происходит.
Снова поднялся галдеж, и на сей раз Назаров не смог утихомирить народ своим рыком. А все потому, что почти все «сестры» решили высказаться. Их возмущало то, что одна из них дала слабину и желает в очередной раз простить своего мужа-дебошира.
– Тома, вы на самом деле решили вернуться к супругу? – обратился к ней Назаров.
Голоса тут же стихли. Все выжидательно уставились на Тамару. Она ответила не сразу. Секунд десять кусала губы, да сильно так, что на верхней кровь выступила, а потом выпалила:
– Да.
– Тебе жить надоело, дура? – вскричала Зоя. – У тебя уже два сотрясения было. – И к Назарову: – Он об батарею ее головой бьет, понимаете, Сергей Игоревич?
– Неправда, – угрюмо возразила Тома.
– Да ты башку покажи свою. Она ж в шрамах!
– Шрамы остались после аварии. Я с мотоцикла в юности упала.
– Не оправдывайся перед ними! – встрял Павел. – Они тебе никто. Чужаки. Я – твоя семья. – Он протянул руку. Пальцы тонкие, длинные. Запястье узкое. Соне сложно было представить себе, как эти руки наносят удары, как хватают женщину за волосы и волокут ее к батарее, чтобы впечатать ее голову в чугунину. – Ты идешь со мной, Тома?
Она вложила свою руку в его и кивнула.
– Томочка, опомнись! – застонала Зоя. И к ней присоединились другие «сестры».
Но Тамара не желала слышать никого, в том числе Назарова, который предлагал пройти в его кабинет и спокойно все обсудить. Казалось, ей хотелось поскорее убежать. Голоса «сестер» были созвучны с голосом ее разума, а Тома желала слушать только свое сердце. Она любила мужа. И видела его художником, а не маляром. Он и вправду умел рисовать, и когда они встречались, Паша писал ее портреты. И был ласковым, милым, добрым. А потом начал принимать наркотики, и все изменилось…
– Сергей Игоревич, мы что, отпустим ее вот так просто? – смогла перекричать всех Зоя. Она была лучшей зазывалой на рынке, где сейчас работала.
– У нас нет иного выхода. Тамара пришла в наш центр добровольно и добровольно же его покидает.
– Но Пашка же опять за свое возьмется!
– Нет, он мне поклялся, – встала на защиту мужа Тома.
– В какой раз? В десятый? – подала голос еще одна «сестра», ее имени Соня не знала.
– Кто бы говорил! Тебя сожитель годами колотил, а ты терпела.
– Из-за детей. Мы жили в его квартире, и он выгнал бы нас…
– Все, хватит! – закончил бабью перепалку Павел. – Мы уходим. – И потянул супругу за собой.
– У меня вещи в спальне остались, я заберу?
– Брось. Купим новые.
Тома не стала спорить. Воссоединившиеся супруги покинули центр.
При Соне такого еще не было. Женщины, оказавшиеся в «Силе духа», терпели побои месяцами, а то и годами. И когда уже сил мириться с положением вещей не было, они обращались за поддержкой. До этого уходили от мужей или сожителей к мамам, подругам, но обычно возвращались спустя некоторое время. А многие даже от близких скрывали проблемы и побои. Врали, что упали, поскользнулись, подверглись нападению уличных хулиганов или, как Тома, попали в аварию. Выносить сор из избы стеснялись и боялись. И уж если делали это, то отрезали себе пути к отступлению. Но, как оказалось, не все. Просто Соне не приходилось еще наблюдать сцены, подобные той, что разыгралась перед ее глазами несколько минут назад. Если б она увидела такую в кино или телевизионной передаче, то мысленно выкрикнула фразу Станиславского: «Не верю!» Но Соня наблюдала это в реальности и пребывала в состоянии недоумения. А в следующий миг испытала настоящий шок…
Дверь вновь отворилась, и на пороге центра возник… мужчина? Да, если присмотреться к лицу. А на первый взгляд – подросток. Низенький, щуплый, одет в широченные джинсы с накладными карманами и кепку с покемоном. На костлявом плечике яркий рюкзак. Бороденка редкая, клочковатая. Такая растет у мальчишек лет пятнадцати, но они бреют ее раз в неделю, чтобы самим себе казаться взрослыми.