Однажды ночью, в очередной раз оставшись без ужина, я тайком пробрался в кухню, желая стащить хоть что-нибудь съедобное, но нашел кое-что еще, кроме еды: это была книга, а точнее роман. Я с уверенностью предположил, что здесь его забыла кухарка, ведь со смерти матери в этом доме никогда не появлялось ни одной художественной книги. Таков был приказ отца. Только научная литература, справочники и собрания по истории. Мне не дозволялось читать книги, в которые были вложены чувства и эмоции. За все шестнадцать лет я впервые нарушил строжайший пункт отцовских правил.
Мною руководил интерес. Роман Чарльза Диккенса я прочел взахлеб всего за две ночи. И с той самой секунды, дочитав последнюю страницу, я как будто ожил. Я узнал многое, о чем раньше не слышал, и вместе с героями прочувствовал все то, чего никогда не ощущал. Это была жизнь! Иногда пропитанная болью и слезами, но все же она была настоящей, живой и очень сильно отличалась от моей.
Две бессонные ночи оставили на моем лице нежелательный след усталости, но зато внутри себя я ощущал небывалое вдохновение, а мысли кружили в озадаченном вихре, побуждая задуматься над смыслом собственной жизни.
— Где ты находишься? — спросил за завтраком отец, пристально всматриваясь в мои рассеянные глаза.
Это я заметил не сразу, так как услышал вопрос лишь со второй его попытки.
— Что? — мы встретились взглядами. — Прости, отец, я не расслышал.
Он отложил столовые приборы.
— Мартин, что с твоим лицом?
Отец уставился на меня еще более пронзительно, словно пытаясь проникнуть в мою голову и прочесть каждую обитающую там мысль.
— Ты похож на ожившего мертвеца, и эти круги под глазами…
— Я сегодня плохо спал.
— Хм… и вчера, полагаю, тоже? — загадочно произнес он и, взяв в руку ложку, принялся медленно помешивать в тарелке кашу, по-прежнему не отводя от меня взгляд.
Я сжался, словно парализованный.
— Вчера вечером звонил твой учитель по химии. Он поведал мне о вещах, совершенно недопустимых для лучшего ученика школы, — его голос с каждой секундой становился все более озлобленным. — Ты был невнимателен, не слушал, не записывал, а что касается домашнего задания, ты его не подготовил!
Отец резко ударил кулаком по столу, да так, что загремела посуда, и я мысленно приготовился к тому, что следующий удар придется принять мне.
— Это выпускной класс! — с криком продолжил он. — Для поступления в юридический колледж твои отметки должны быть безупречны! Я уже обо всем договорился! Или ты решил меня опозорить?
— Нет, отец, — я сжался еще сильнее, ощутив себя совсем ничтожным в сравнении с ним.
— Мне необходимо взглянуть на твои тетради!
Я отодвинул стул, намереваясь сходить за ними в комнату.
— Останься здесь! Я сам возьму! — он встал и посмотрел на часы. — Даю две минуты, а после твою тарелку унесут. Сью, проследите!
— Конечно, мистер Моррэс! — служанка робко пригнулась, когда он проходил мимо нее.
Я едва не задохнулся, понимая, что отец направился в мою комнату. От волнения я съел кашу почти мгновенно, с ужасом перебирая в голове лишь одну мысль: «Книга… я оставил ее на кровати!»
Вероятность того, что он ее не заметит, была крайне мала, особенно если учесть наблюдательность отца. Порой мне казалось, что он способен видеть сквозь стены и читать мысли по глазам. Ему был известен каждый из моих проступков и ошибок, несмотря на все попытки их скрыть. Не знаю, на что я рассчитывал сейчас…
Дверь в столовую тихо отворилась. За своей спиной я услышал тяжелые, но медленные шаги. Они приближались, и с каждым ударом ботинок о паркетные доски мое сердце начинало биться все сильней. Оно колотилось вовсю, и мне даже почудилось, что я смог услышать этот бешеный стук.
Мне хотелось обернуться или встать, но тело полностью подчинилось страху. «Какой позор… Мне уже шестнадцать, а я боюсь отца так, точно мне все еще пять лет!» Эта мысль должна была сделать меня сильнее, заставить мой дух воспрять и дать смелый отпор. Однако я оставался безропотным. Я был слаб и телом, и духом, беспомощен, как ягненок в волчьем логове.
— Занятная находка… — протянул отец, остановившись возле моего стула.
Я осторожно и боязно перевел взгляд в его сторону и увидел, как он перебирает в руках ту самую «запретную» книгу, потирая ладонями ее обложку.