Вы считаете себя цивилизованными людьми. Открою тебе страшную тайну — вы действительно цивилизованные, но вовсе не потому что у вас еще работает последний на планете трактор, а ваши дети ходят в то, что вы называете школой. Вы цивилизованные просто потому что такими себя считаете…А мы — не цивилизованные. Мы варвары. И наши потомки будут проклинать нас, за то, что мы разрушили последний оплот цивилизации прошлого. Пусть проклинают, пусть проводят раскопки, и упрекают нас в том, что мы убили последний город старого мира. Пусть! Просто они не поймут, что так было надо. Не веришь? А зря…
Что чувствует приговоренный к смерти, видя из темного окошка темницы, как плотники бойко сколачивают для него «карусель», на которой он завтра будет болтаться, весело суча ногами?
А что испытывает больной раком, которому доктор честно назвал и диагноз, и стадию, и срок ему оставшийся?
Разное! Разное испытывают и несчастный узник, и легальный наркоман. И никакому инженеру человеческих душ невозможно точно воссоздать тот дивный букет чувств и эмоций, который рождается в душах узнавших и свой срок, и инструмент, при помощи которого они, эти самые души, будут извлечены из тел и отправлены на суд Божий. Для одного — это будет виселица, а для другого — ласковый поцелуй морфия.
Зато теперь я понимал, что в этом сложнейшем букете чувств есть и нотки спокойствия и умиротворения. Ибо приговоренные знают и срок, и способ, а иной раз и исполнителя. Просто для одного это будет его тюремщик, который перед казнью наденет черную маску, и которому обязательно надо сунуть монету за мыльный воротник и длинную веревку. А для другого — вон та пожилая медсестра с грустными глазами, которая не рассчитает дозу морфия. Конечно же, совершенно случайно.
Почему я это понимал? Потому что тоже имел счастье увидать орудие своей гибели, рассчитать срок, и знать исполнителя.
Хорек Савус оказался прав — корабль с «тюфяками», пропущенный рекою по его совету к Обители Веры оказалась чемоданом без ручки. Потому что лишь два байдака смогли прорваться туда, что бы начать осаду главной Цитадели Ордена. А потом ожили три наши баллисты, чье появление для технарей стало неприятным сюрпризом, и третье судно было потоплено. Команда четвертого не стала рисковать и начала поворачивать назад. Не успела.
Когда-то я слышал интересное выражение «Любители обсуждают тактику, генералы — стратегию, а специалисты — логистику». Это правда. Плечо подвоза — важная вещь. Технари имели абсолютное преимущество и в численности вооруженных огнестрелом бойцов и в огневой мощи того, что сейчас можно было назвать артиллерией. Нет, конечно же, нас было раз в десять больше, если бы мы все собрались… Если бы! И вот что бы это «бы» не было реализовано, что бы негде было собраться, и некому было собрать, они и решили первой же операцией Большой войны обезглавить Орден и лишить его тех немногих козырей, что у него есть. Очень неплохой и грамотный план.
Но без регулярного снабжения бойцы, даже самые подготовленные воюют плохо. А их боевой дух куда как слабее, когда выясняется, что раненного в живот будут везти домой не на судне и по воде, на телеге и по буеракам. Оптимизма тяжелораненым это точно не прибавляло.
Но это для технарей было еще полбеды. Потому что плохо воюющий боец — это все-таки сила. Пусть ослабленная, но сила. А вот тюфяки без пороха и ядер — это просто куски металла. А этот самый огненный припас был где угодно, но только не там где его ждали. Большая часть его находилась на одной из двух потопленных нами посудин. Меньшая же была или в Технограде, или в лагере Румянцева. Откуда тоненькой струйкой, капля за каплей, телега за телегой проталкивалась в обход Цитадели, делая крюк в два десятка километров по бездорожью. И все для того что бы вновь быть погруженной на посудину, только уже выше по течению, и таки доставленной к основным силам Технограда, осаждающим Обитель. Три слова «слишком» — слишком мало, слишком медленно, слишком дорого. Ценный груз надо было охранять, телеги чинить, лошадей кормить.
Старое правило войн средневековья снова начало работать в полную силу: неважно, сколько у тебя войск — важно, сколько бойцов ты сможешь прокормить и обеспечить припасами в отрыве от базы. Мелкие и незначительные трудности превращались в неподъемный груз проблем, в неразрешимый Гордиев узел. Они не могли начать по-настоящему осаждать Обитель веры, потому что у тюфяков не было припаса, а все их снабжение висело на тонкой кишке объездной дороги, по которой курсировали пара десятков телег, и которая периодически рвалась. В том числе и нашими усилиями.
И не могли взять Седьмую Цитадель, по той же причине, только отзеркаленной в другую сторону — у Румянцева, который остался нас осаждать, был припас, но не было пушек.
Гордиев узел нельзя развязать, но можно разрубить — быстро и решительно. Не знаю, чья это была идея, но этого — рано или поздно следовало ожидать. И сейчас, выше по течению, с подошедшего байдака выгружали тюфяки.
— Одна, две, три — Савус спокойно считал пушки. Так, словно это были мешки с урожаем топинамбура, а не орудия нашей гибели, которые командование технарей решило перебросить от Главной цели их операции опять к нам. Для чего? Для того что бы решить наконец проблему со снабжением самым что ни на есть кардинальным способом — уничтожив пробку, которая закупорила их транспортную артерию — 7-ю Цитадель.
В этот раз они нас боялись — оружия сгружались еда ли не в километре выше по течению, и волоком тянулись к позициям бригады, прикрываясь при этом гребнем холмов.
— …четыре, пять…восемь… двенадцать. Они перебросили к нам почти все пушки. Значит Обитель веры или взята, что маловероятно, или, что, скорее всего, нажим на нее сильно ослаблен. Значит, у Ордена появилось больше времени, а у технарей его стало меньше. — Савус не говорил, он считал, ища уравнение, способное дать ему в итоге победу, или хотя бы не-поражение.
Чуть прихрамывающий горбатый низкий — почти карлик. Наш хорек Савус. Он обладал всеми мыслимыми физическим недостатками — хромота, низкий рост, горб, сволочной характер, лицо, оправдывающее его кличку — хорек. И при, этом был еще и безумно храбр и имел ум военного, лишь по недоразумению оказавшийся запертым не в то время и не в том теле.
Еще в прошлой жизни я слышал байку о том, что человек, попавший на небеса, попросил ангелов показать ему лучшего в мире полководца. И ему показали — сапожника Джонса. По воинским талантам скромный сапожник Джонс потеснил Наполеона и Александра Македонского на 2-е и 3-и места. Но почему сапожник, — спросил человек. Ведь он даже в армии не служил. На что получил ответ, что да — не служил, и не воевал. Просто так получилось, что или страна его не воевала, а когда воевала, то самого Джонса в армию не брали, по причине отсутствия передних зубов. А так — да. По своим талантам Джонс лучше и Бонапарта и Македонского. Просто талантам не дали раскрыться.
Маленький, хромой и горбатый Савус, с лицом чуть более чем полностью оправдывающим кличку хорек, был тем случаем, когда сапожник Джонс железной хваткой взял обстоятельства за глотку и вырвал у них шанс проявить себя. Он был тем, кто заставил бы условного вербовщика принять его в армию, несмотря на то, что не подходил для воинской службы по всем мыслимым и не мыслимым параметрам.
Двадцать лет назад в поле сошлись пулеметный расчет банды осаждавшей Цитадель и маленький послушник по кличке Савус-хорек, даже еще не прошедший полного посвящения. Нет, он не был камикадзе. Просто у противника не выдержали нервы, и пулемет затявкал раньше времени, срезав двух монахов, из трех оказавшихся на линии огня. Третьим был хорек Савус. И ведь никто его не учил как надо! Но он словно по наитию, по всем правилам воинской тактики начал качать маятник, падал, прыгал, бегал рывками из стороны в сторону, уклоняясь от пуль. Только бежал он не от коротких пулеметных очередей, а, наоборот — с дубинкой в левой руке и подобранным с земли булыжником в правой он, с маниакальным упрямством безумца, пытался подавить пулеметный расчет. И подавил. А сейчас, годы спустя, Его преподобие Савусаил словно в две скрипки играл с Александром Румянцевым музыкальную пьесу под названием «Осада 7-й Цитадели». Пассаж Румянцева — переброска тюфяков обратно к цитадели не был красивым ходом. Он был предсказуем, логичен, и поэтому скушен. Более того — он был запоздал. Такую переброску его преподобие Савусаил прогнозировало еще неделю назад. Но, несмотря на всю его банальность, отбить ход Румянцева было некому и нечем.