Мама и дочка мне понравились. С немцем мы поговорили за Германию. О чем еще можно говорить с немцем в присутствии двух русских баб? Он жаловался, что «евро» совсем разорит Дойчланд и придется ехать в Испанию на заработки. Я испугался. Да не за Дойчланд. Вдруг Светка передумает здесь остаться, на Украине-то будущее всегда светлее, — и поскорее увез ее в Голландию, на праздник… русской зимы. И весь наш путь снял на пленку скрытой камерой: туда и обратно. Весь фильм я за рулем, только за рулем. За окном ночь, ни хрена не видно. Рядом спит Светка, и мой голос за кадром: «Мы подъезжаем к немецкой границе, мы проехали голландскую границу, мы на автозаправке у Амстердама, позади Амстердам, впереди Дойчланд. Здравствуй, родина!». Все шепотом, чтоб Светку не разбудить. Классный фильм, ничего лишнего.
Сегодня уже две недели, как мы вместе. Свадьбу назначили на май, есть время разобраться в чувствах. Ей. Мне разбираться не в чем, какие у меня чувства? Никаких. Кроме самых нежных. Но я скептик, я не люблю, когда мной пользуются, тем более бесплатно. Поэтому у Светки сейчас пробацайт. Должен я ее проверить на вшивость или нет? Так я ее каждый день спрашиваю:
— Ты меня хочешь?
— Конечно.
— А что ты хочешь больше: меня или Германию?
— Игорь, ты мне не веришь? Давай тогда поедем жить на Украину, но после регистрации. Хочешь?
— С тобой, — говорю, — все ясно. Можешь считать себя уже новой немкой. А на Украине мне не жить, я там приговоренный.
До свадьбы еще три месяца, но сегодня меня не трожьте, сегодня я выходной. Я жду два «письма» из Франкфурта-на-Майне, поэтому меня нет дома. Ни для кого, для Светки в первую очередь. Я в командировке.
Звонок по «хэнди». Это мои «письма».
— Халло! Кто? Светка? Чего ты еще не спишь? Приехать тебя убаюкать? Каким образом? Я под Франкфуртом. Под каким? Под Майном. Срочный рейс. Сейчас грузят машину. Слышишь, как ее грузят, слышишь? Нет, ночью я не поеду, у меня куриная слепота. И не замерзну: я купил тебе классную куртку, перфект! Ту, что ты хотела всю жизнь. Ты что, не помнишь, какую ты хотела? Такую, с жеваной кожей, с молнией от воротника. Как раз твой размер, на себе примерял. Все сошлось. Я и сейчас в ней, греюсь. Тебе понравится, не понравится — выбросишь. Все! Меня зовут оформлять документы.
Могу я быть в командировке? Законно. Жизнь продолжается! Пусть привыкает!
Глава тридцатая
Immer Dreck, immer Scheisse! Всегда — дрянь, всегда — дерьмо!
Я, как на море побуду, после все волны во сне вижу. После грибов только прикрою глаза — под ногами грибы скрипят. Машины снятся всегда. И после моря, и после грибов. Такие мульки во сне вижу — «Формула-1»! И все мои. Бабы снятся редко, только к ишиасу. Как с ними полночи во сне протрахаешься, наутро точно голову от коленок не оторвешь.
В последнее время сплю, не сплю — глаза сами закрываются, и во весь экран Вилли Юргенц с метелкой. Темно, вроде осень, листья с деревьев сыплются. Присмотрелся: то не листья, а марки. А он их метлой гребет и бормочет:
— Immer Dreck, immer Scheisse!
— Вилли! — шепчу. — Итить твою мать! Какая ж это шайса? Это валюта, греби ее до кучи.
А он на метлу обопрется — в одной рубашоночке, обязательно в шляпе — и ноет:
— Все — шайса! Война будет. Вон корни вверх стали расти, все плитки на дорожках во дворе посрывали. Клещ — зверь! Круглый год сосет немецкую кровь. А куницы бенцин. Вчера ведро из подъезда украли. Наверное, руссы. Цап-царап! Всегда — цап-царап!
Тут я обычно просыпаюсь. Не могу такое даже во сне слышать. Вилли — трепло странное. Ну кому уперлось твое ведро? Кто из русских сейчас ходит по выбросам, кроме тебя?
У Вилли душа добрая, но подлая. Бывает добрая, но подлая душа? Бывает. И на «е» бывает, и на «я» бывает. Так и с Вилли. Только я в свою квартирку въехал, сижу на полу, музычку слушаю, счас, думаю, послушаю, буду «стенку» собирать, может быть. Я ее у одной немецкой старушки купил. Она в Испанию подалась, к сыну, так все свое барахло — под метелку. И такой порядок: купишь стол — стулья в подарок, купишь люстру — к ней торшер, «стенка» идет с тумбочкой под телевизор, шторы — с окнами…
Я ей сразу сказал:
— Мадам! Не будем так усложнять. Я забираю все. Все, что в подарок.
По глазам вижу: согласна. Но старый же человек, говорит не то, что думает:
— Юноша! Я вам немецким языком объясняю: подарок только с покупкой. Купите «стенку», получите прекрасную тумбочку под телевизор. О’кей?
— О’кей, о’кей! Я согласен, но я как бы беженец, русская сирота, у меня денег — только на вашу прекрасную тумбочку. Я имею другое предложение: я куплю тумбочку, а вы подарите мне «стенку». Какая вам разница? Кстати, вы в какого Бога веруете? И я в того же. Если вы не против, я готов купить у вас торшер вместе с люстрой и этот красный шкаф с кухонным гарнитуром. Вы меня понимаете?