Черные дни пришли в город Бошко и Адмиры. Оказалось вдруг, что жили горожане все это время неправильно, не так как надо. А правильно, это когда сосед, молящийся не твоему Богу, враг, и дети его враги, и родители его враги... Гнать его, жечь, топить... В этом городе должны жить только люди одного Бога, самого правильного. И ничего, что ваши дети выросли вместе, что свадьбы гуляли всей улицей, что деньги занимали друг у друга... Забудьте, не было этого! Город поделился на несколько частей, враждовавших друг с другом. Здесь ‒ верят в Аллаха... На той улице ‒ молятся Христу на латинском языке, туда не ходи, пристрелят. В том переулке начинается граница молящихся на своем родном языке бородатому священнику, могут бросить гранату. Страх и боль опустились на город... С гор били по площадям и домам пушки. И лишь один Бог ведал ‒ был ли это снаряд христианский или мусульманский. Семья Исмичей решила ‒ надо во чтобы то не стало вывести из города двух возлюбленных, спасти их, тем более, что они уже тогда ждали ребенка. В том районе, где жили Бошко и Адмира, правил злой и жестокий разбойник по кличке Кело. Говорят, что до войны он много лет отсидел в тюрьме за какое-то ужасное преступление. В это же страшное время только он в районе решал: кому жить, а кому ‒ умереть, кому есть, а кому ‒ голодать. Именно к нему пришел отец Адмиры, узнавший, что она ждет ребенка от своего любимого Бошко.
"Кело, помоги, пропусти моих детей через мост на реке Врбаня. Там, на том берегу, ждут их родственники моего зятя, но мост не перейти, ведь твои люди по нему стреляют, да так метко, что и птица не пролетит". Кело улыбнулся кривыми зубами и сказал: "Но это будет стоить денег, уважаемый Исмич. И не потому, что я жаден, или не уважаю Вашу старость, а потому, что пойдут слухи, что я пропускаю через мост любого встречного-поперечного, упадет дисциплина, знаете ли...".
Тяжело склонил голову старый Исмич: "Сколько?". "Восемнадцать тысяч иностранных монет, и тогда я гарантирую, что не один волос не упадет с их голов".
Лгал Кело, не над всеми стрелками имел он власть, многие из них не считали его своим главарем... Но не знал этого отец Адмиры, поэтому и поверил словам разбойника.
Деньги собирали всем миром. И христиане, и мусульмане, и поклонники Яхве. В назначенный день принес их старый Исмич разбойнику Кело, отдал с тяжелым вздохом и пошел готовить молодых к тяжелому пути. Я забыл тебе сказать, сынок, что в городе том находилась обширная Голубиная площадь, где кормились тысячи голубей, признаваемых священными птицами. Голуби важно ходили вокруг старинного фонтана, гордо распушив хвосты и громко курлыкая. И настолько они были священны для горожан, что даже противоборствующие стороны старались не вести пушечный огонь по Голубиной площади. В ночь перед тем, как Бошко и Адмира должны были покинуть город, старый Исмич поймал на площади двух больших красивых белых голубей, связал им лапки и отдал Бошко. "Сын мой, а ты мне сын, ведь ты отец моих будущих внуков, ты знаешь, что из нашего дома не видно моста на реке Врбаня, и с соседних крыш его не видно... А я так хочу знать, что вы беспрепятственно покинули город. Возьми этих птиц с собой, засунь за пазуху. Когда вы будете переходить мост, ослабь им веревочки на лапках, а когда вы будете на той стороне ‒ выпусти их в небо, я своими старческими глазами их разгляжу и пойму, что у вас все хорошо...". Бошко поцеловал руку мудрому старику, пообещал все исполнить в точности и отправился со своей возлюбленной в путь. В назначенный утренний час пристально смотрел Исмич в направлении моста, прислушивался к каждому звуку или шороху, идущему с той стороны. Что это, выстрелы? Не может быть! Ведь обо всем было договорено! Но нет, вон взлетели голуби, значит все прошло хорошо, дети живы и находятся за пределами города... Голуби летели свободно, с силой разрезая воздух мощными белыми крыльями, голуби поднимались все выше и выше, уносясь к облакам от проклятого моста, разделяющего два мира: мира жизни и мира смерти. Сердце старика отпустила железная рука страха за судьбы дочери и ее возлюбленного, и он вздохнул со облегчением... Анри, ты спишь? Малыш, ау? Спи, спи... ≈
‒ Мама, мама, что это за шум? Что это за люди в белых халатах, почему они бегут в кабинет папы? А что это с папой, почему он лежит головой на столе в луже чего-то очень красного? Он что, заболел? Мама, ну не плачь, мама... Из предсмертного письма капитана Жан-Жака Рене Мишле, бывшего военнослужащего немецко-французской дивизии "Саламандра", командира подразделения французской морской пехоты "Марсуэны" ("морские свиньи"), служившего в городе Сараево (Босния-Герцеговина) в силах ООН в 1993 году: "Простите меня, дорогие Анри, Мари и Жанна!