Несмотря на то, что эту лечебницу посещали настоящие больные, и ней в то же время фактически работал и штаб организации.
Распределение комнат в квартире и принятые меры делали то, что ни больные, ни даже врачи, приглашенные врачом Григорьевым по специальностям, не могли и подозревать, что они находятся на конспиративной квартире.
Порядок был заведен такой: в квартире в качестве служителя при лечебнице был помещен капитан Клементьев.
По документам он значился демобилизованным солдатом, а по наружности и по добросовестному исполнению обязанностей слуги, подозрения не вызывал.
Когда раздавался звонок в дверь, Клементьев отворял дверь и спрашивал у прибывшего:
— Вы к доктору?
На это должен был следовать ответ:
— Да, меня прислал доктор Попов.
— Вам прописали массаж?
— Нет, электризацию...
Правильно произнесенный диалог показывал, что прибывший — свой и его проводили в одну из комнат 1, 2, 3 или 7 в зависимости от того, которая была свободна.
Не давший правильной явки, проводился в комнату 8, откуда и принимался врачом, как действительно больной.
В этом штабе я мог уже более спокойно ночевать, приходя туда незаметно.
С апреля начальником штаба бы я, а полковники Страдецкий, Гоппер и капитан Осколков выбыли из Москвы. Первый для устройства своих дел, а два других — по болезни.
Но состав штаба к этому времени пополнился, и кроме меня были начальники отделов:
1) иногороднего — врач Григорьев;
2) разведки и контрразведки — полковник Бреде;
3) сношения с союзниками — Дикгоф-Деренталь;
4) конспиративный — В. В. Никитина;
5) зав. пехотным формированием — капитан Пинка
6) кавалерийским — корнет Виленкин;
7) артиллерийским — капитан Жуковский;
8) инженерным — подполковник Никольский:
9) резервным — подполковник Сахаров.
Фактически вся работа штаба выполнялась до самого конца только этими лицами. Приблизительно в середине апрели образовался еще особый отдел, вернее — отряд, под начальством поручика Пирогова
Отряд этот находился в непосредственном распоряжении Савинкова и деятельности ни в чем не проявлял. В нем насчитывалось 7-10 человек.
За неимением в организации оружия, за невозможностью приобрести его и хранить в безопасном месте роль начальников отделов мобилизационного, оперативного и снабжения сводилась к нулю, должности эти числились только на бумаге.
Кроме перечисленных выше лиц, допуск в штаб разрешался только вполне надежным и существенно важным для организация лицам, преимущественно из числа приезжающих от организаций других городов, которые примкнули к Союзу.
Дли встреч со всеми другими лицами, по-прежнему, служили нейтральные места: кафе, столовые, бульвары, вокзалы и пр.
В этот период завязались отношения с представителями союзных миссии.
Переговоры с ними велись преимущественно Дикгоф-Деренталем и иногда Савинковым.
Союзников сильно заинтересовала возможность возникновения каких-то сил, могущих действовать против немцев со стороны России и тем удержать на этом фронте возможно большее количество немецких сил, которые могли бы быть при других условиях переброшены на Западный фронт и тем затруднить конечный результат войны.
Со своей стороны союзники предлагали помощь, о виде и характере которой и шли переговоры.
Судя по докладам Дикгоф-Дсренталя Савинкову, к союзникам обращались за помощью какие-то организации, возникшие раньше нашей, но не смогшие доказать своей жизнеспособности. Между прочим, союзники просили нашу организацию доставать им сведения о положении дел в тылу немецких войск, оперировавших на русской территории, и вообще о состоянии и настроении этих войск.
Задача эта была блестяще выполнена под руководством полковника Бреде.
Это заставило союзников понять, что наша организация не дутая, несмотря на полное отсутствие у нее технических средств и малое количество денег.
После ЭТОГО переговоры с союзниками приняли более определенный характер, тем более, что силы организации выяснились более точно. В Москве насчитывалось до 2000 человек, в городах вокруг Москвы и по Волге, от Рыбинска до Казани включительно, более 3000.
Штаб организации принял все меры, чтобы сговориться с местными и удержать их от преждевременных выступлений. В результате стали получать ответы, что сочувствующие движению согласны ждать и выполнять указания штаба, но при условии, что штаб снабдит их оружием.
Наступил май месяц, и положение оказалось очень обостренным: для выступления не было нужных средств, а ждать было опасно, учитывая настроение на местах и то, что 2000-я организация уже с трудом конспирируется.