Я решила, во что бы то ни стало разыскать её и, если ещё не поздно, вытащить из пропасти, в которую она снова провалилась, только теперь уже окончательно. Правда, я не представляла даже, где и как я буду её искать. Ведь я не знала ни имени её, ни фамилии, а лишь рабочий псевдоним «Элла». После долгих размышлений я нашла возможный выход. Я обратилась с этой просьбой к Михаилу Васильевичу, коротко описав предысторию.
– Не пойму, зачем вам это надо, София, – ответил он, – но я постараюсь вам помочь.
Удивительно, но Михаил Васильевич помнил моё имя, моё настоящее имя.
– Буду вам очень обязана, – сказала я. – Считайте это капризом богатой успешной женщины. Хочу исправить собственную ошибку, если это будет в моих силах.
– Вы меня восхищаете, София, – сказал Михаил Васильевич. – Сделаю всё, что будет в моих силах.
Я была уверена в том, что он сдержит своё слово. Поэтому относительно успокоилась.
Что же касается нашей бедной Ксюши, то здесь я тоже совершила непростительную ошибку. Если бы я не молчала тогда, боясь непонимания или осуждения с её стороны, если бы я всё рассказала сразу, а не тянула бы до последнего, когда уже было поздно, то, возможно, сейчас Ксюша была бы жива. Несчастье с Ксюшей многому научило меня, заставило пересмотреть свою жизнь. Я поняла, что нельзя молчать, когда есть, что сказать. Нельзя замалчивать проблемы и прятаться от них в надежде, что всё пройдёт само собой.
* * *
В начале лета Томка ошарашила меня своим решением.
– Софико, мне надо тебе кое-что сообщить, – сказала она, когда я была у неё в гостях. – Даже не знаю, с чего начать.
– Томка, ты меня пугаешь, – ответила я. – Не томи, начни уже с чего-нибудь.
– Видишь ли, мне уже совсем скоро рожать, – начала она, запинаясь, – уже через месяц.
– Да, я вообще-то в курсе, – улыбнулась я.
– Понимаешь, я ведь не могу вечно жить в твоей квартире, – продолжала она. – Да и потом, через какое-то время мне надо будет выйти на работу. С кем я тогда оставлю ребёнка? Отдавать его с года в ясли? Я не хочу. Не для того я его рожаю, чтобы с малых лет его воспитывали чужие тётки.
Томка замолчала и отвела взгляд в сторону, понимая, что некоторыми словами задевает меня.
– Томка, ты что такое говоришь? – запротестовала я. – Зачем тебе отдавать куда-то ребёнка? Зачем выходить сразу на работу? Я позабочусь и о тебе, и о твоём ребёнке. Ведь ты всегда об этом знала. Для меня большое счастье и награда – помочь своей лучшей подруге. А, когда ты захочешь выйти на работу, то сможешь работать неполный день, и мы наймём хорошую няню с крутыми рекомендациями. У нашего парня будет всё самое лучшее.
Томка посмотрела на меня внимательно.
– Ты сильно изменилась, Соня, – сказала она грустно. Тома редко называла меня «Соней» и вообще как-то иначе, чем «Софико», и это всегда означало, что она очень серьёзна в данный момент. – Мир денег и славы изменил тебя до неузнаваемости. Разве главное в жизни – это иметь самые дорогие игрушки и самую крутую няню? А как насчёт счастья, личного комфорта и чувства удовлетворённости? Разве смогу я бесконечно жить за твой счёт, Софико? Я тогда перестану уважать сама себя. Да и согласись, как-то это странно и не вполне нормально, что женщину с ребёнком будет содержать другая женщина, пусть даже лучшая подруга. Это вызовет ненужные разговоры, поток сплетен и грязи, которые не нужны ни мне, ни тем более тебе. И нельзя же, в самом деле, всё в жизни измерять деньгами.
Я опустила глаза, не в силах противостоять потоку истины, льющейся сейчас из уст подруги. Как бы мне ни хотелось обратного, я не могла не согласиться в глубине души с правильностью и справедливостью доводов Томки.
– Ладно, ты пристыдила меня, – сказала я, боясь того, что могу услышать дальше. – Что ты надумала?
Казалось, Томка собирает всё своё мужество, чтобы сообщить мне своё решение, зная, что ранит меня им до глубины души.