На этот раз, однако, развить успех не удалось. Наши танки были встречены мощным огнем противотанковой артиллерии и остановлены у третьей линии немецких траншей. Продвижение остановилось,
Дождавшись лошадей, мы подтянулись к пехоте и заняли огневые позиции вдоль противотанкового рва, отбитого у немцев. Пехота была метрах в четырехстах впереди, в очередной линии траншей. Но на следующий день, не выдержав контратаки немцев, поддержанной самоходными орудиями, наша пехота откатилась в противотанковый ров. Наши пушки оказались в одной цепи с пехотой,
С утра отбили контратаку немцев. Во второй раз немцы полезли при поддержке "Фердинандов". Открыли по ним огонь. Однако из-за обратных скатов высоты они выходили на столько, что видны были только их башни. Завязалась дуэль, не выгодная для нас. Наши пушки не могли пробить лобовую броню "Фердинандов". Прямым попаданием во второе орудие нашего взвода, орудие было разбито, весь расчет погиб.
На этой позиции пользы от нашего орудия было мало. Мы рассыпались по противотанковому рву для оказания моральной поддержки нашей пехоте, которая в основном состояла из новобранцев, собранных полевыми военкоматами на освобожденной от немцев территории. Многие из них были еще в гражданской одежде. Они были еще не обстреляны, пугаясь воя снарядов, не отличая свои от чужих, и на долго прятались в ровиках, забывая наблюдать за немцами, до которых было не более 150 метров. Однако у них был отчаянный командир. Во время очередных двух атак немцев мы, артиллеристы, вместе с их командиром поднимали нашу пехоту в контратаку, немцы не выдерживали, бежали назад, мы тоже возвращались в ров, так как несли большие потери от интенсивного артиллерийского огня немцев. Наша артиллерия молчала. Наверное, в артподготовке израсходовала весь боезапас.
К вечеру после одной из контратак немцев, когда они повернули назад, один из них все бежал и бежал к нашей цепи, временами поднимая руки. Я выпустил несколько очередей из своего ППШ по нему, но он от меня был метров на четыреста левее, пули до него не доставали. Позже я выбросил автомат, сменил на карабин и на досуге хорошо пристрелял его, так что за сто метров сбивал спичечный коробок. А этого перебежчика надо было уничтожить. Он сказал, что немцы ночью должны отойти. Они действительно отошли, устраивая нам ловушку. Наша пехота 681 с.п. без связи с соседом справа пошла вперед. Слева от нас был Днепр, и мы наступали вдоль него.
Мы перекатили свои пушки метров на 400 вперед, к траншеям, где были немцы накануне и, "оседлав" дорогу, стали окапываться. Было часа четыре утра, подъехала наша кухня и мы или ужинали так поздно, или завтракали так рано, но что-то ели. Только мы успели опростать свои котелки, как сзади подошла большая группа наших пехотинцев. Это был наш командир полка подполковник Мороз с командующим артиллерии дивизии в сопровождении взвода разведки.
- Чьи пушки? - крикнул Мороз.
Наш командир взвода доложил, ему.
- Пушки за мной! - приказал командир полка. Пехота уже давно ушла вперед.
Тут же он подобрал батарею 45 мм пушек и приказал двигаться следом. Лошади наши еще не подошли. Мы положили по 20 бронебойных снарядов на лафет и покатили пушки вперед.
Километра через полтора начался крутой спуск в овраг, за которым должно было быть село. Вдруг из темноты навстречу выбежал солдат с криком: "Немцы!". Командир полка закричал:
- Молчать! Паникер! - и разведчикам - Выясните кто!
А впереди, на противоположном гребне оврага, на фоне уже начавшего светлеть неба, маячила густая цепь немцев.
- Кто идет? - крикнул один из разведчиков.
В ответ застрочили очереди из автоматов. Немцы пошли в атаку. Командир полка скомандовал своим:
- Разведка, за мной! - и пригнувшись со своей свитой драпанул по шоссе назад, в тыл.
По своей инициативе остались человек пять-семь из его свиты.
Прошло много лет, и я не знаю, может быть, так и надо было - он же был командир полка, и его дело было командовать, а наше - исполнять эти команды. Но и в ту пору у меня мелькнуло в голове и теперь я думаю: "Вот, сука, завел и бросил". Ведь не сорви он нас, мы дождались бы лошадей и двигались бы вперед, имея полный боекомплект и бронебойных, и осколочных снарядов. Да и патронами для личного оружия запаслись бы. А теперь...
Мы развернули свои пушки,45 мм, батарея - свои и прямо с дороги друг через друга начали бить по немцам. Только снаряды были бронебойные, взятые на случай встречи с танками, вреда они немцам не приносили и имели лишь моральный эффект. Снаряды кончились, патронов у нас почти не было, их израсходовали еще накануне, отбивая контратаки немцев, пополниться мы еще не успели, негде было.
Мы начали тащить пушки назад, хотя была команда: "Снять панорамы, затворы и отойти!" Немецкая цепь, поливая нас огнем из автоматов, бегом приближалась. У нас ранило одного, другого, пули, как горох, трещали о щит орудия. Силы наши убывали, объезжая 45 мм пушку, свалились в кювет, и втроем уже не могли свою пушку сдвинуть с места. Меж тем, командир орудия Коробочкин вернулся назад и вторично распорядился оставить орудие.
Как?! Нам всегда внушали, что это позор для артиллеристов. Однако на рассуждения времени не осталось, правый фланг немцев докатился до нас. Началась рукопашная свалка. Отбиваясь, мы начали отходить. Меня ранило в плечо. Спасибо разведчику, что ударом приклада по голове немца, он прервал его автоматную очередь, иначе он прострочил бы меня по диагонали.
Рассвело. Мы отошли с боем на вчерашние позиции и закрепились, но пушек наших уже не было. Пехота же наша, отрезанная от своих тылов, с малым количеством боеприпасов, оставшимся от вчерашнего дневного боя, двое суток отбивалась в окружении, неся большие потери.
Оказалось, что немцы отошли только на участке нашего полка, навели ночью понтонный мост через Днепр и отрезали нашу пехоту, ушедшую вперед, с нами же встретились на окраине села. Зайти в мышеловку, куда нас завел командир полка, не связавшись с соседями, мы не успели.
Из полкового медпункта, куда мы, раненые, пошли на перевязку, нас направили в дивизионный медсанбат.
Как я узнал позже, через два дня положение было стабилизировано, орудия были отбиты назад. Но в то время я уже был в другом полку.
В санбате я познакомился с соседом по лежаку старшим сержантом Уржумцевым. Он был из 400 артполка нашей же дивизии. После ранения он уже долечивался и должен был выписываться. Я рассказал ему о последнем нашем бое и сказал, что хочу пойти с ним, в его полк. В санбате, таким образом, я пробыл всего два дня. Утром мы с Уржумцевым пошли к главврачу. Старшего сержанта Уржумцева он выписал, а меня прогнал. Тогда я без выписки сбежал сам. Не знаю, что на меня повлияло больше: потеря орудий, бегство командира полка в том ночном бою, бегство командира орудия вслед за высоким начальством, или все вместе взятое? А может быть и то, что недели за две-три до этого пришел к нам на батарею лейтенант из СМЕРШа, спросил, есть ли комсомольцы, ему указали на меня. Он отозвал меня в сторону ото всех и сказал, кто он и что я должен буду докладывать ему каждый раз, когда он будет приходить, о чем разговаривают солдаты, набранные полевыми военкоматами, на освобожденной земле. К нам их тоже дали несколько человек в пополнение. Отказаться нельзя. Фискалить я не люблю. Да и ребята были все нормальные. Приходит лейтенант в другой раз.