Впереди виднелось село. Там скрылась наша коняга. Оставив телегу в грязи, пешком дошли до села. С трудом разыскали свою конягу, хотя я уже предлагал прекратить поиски и дальше идти пешком. Но мои друзья были настойчивее. Скоро нашли свою утрату, а в одном дворе еще нашли и сбрую для одноконной упряжки. "Реквизувалы" и сбрую. Не было только вожжей, но это было уже проще - вожжи сделали из куска телефонного провода,
Не доезжая до переправы, заночевали, а рано утром поехали дальше. Часам к десяти утра подъехали к мосту через Серет. Мост был взорван посередине, обрушился в реку, но концами пролета задержался на быках. Поэтому мост под углом градусов тридцать пять опускался в воду, а дальше поднимался из воды и так же круто выходил на берег. Через середину его с ревом несся мутный поток. Но через воду саперы навели деревянный настил и войска с трудом, но перебирались через реку.
Движение было медленное. У переправы скопилось много войск. И в это время, когда мы подъехали, у моста стоял какой-то генерал с автоматчиками и, матерясь, осаживал обозы назад, пропуская вперед только артиллерию и повозки с боеприпасами.
И уж не знаю, каким чудом, мы так извернулись, что проскочили мимо генерала за спиной его, вклинились между двумя орудийными упряжками и, тормозя за колеса, сначала нырнули вниз, а потом с гиком вынеслись вверх на правый берег.
- От-то да-а... Яки б мы булы, колы б генерал побачив нас с хомутом из обмоток, - протянул Коломиец, а потом сначала неуверенно хихикнул, словно еще не веря, что минула гроза, и расхохотался от радости,
Едем! Снова едем!
Переправившись, мы подались уже вместе со всеми войсками, которых, правда, было почему-то очень мало, вперед, в надежде встретить своих. Коняга наша брела шагом. Ни кнута, ни палки она не понимала и боялась только выстрелов. Выстрелишь из карабина вверх - пробежит с полкилометра рысью, а потом опять бредет шагом до следующего выстрела. Так мы израсходовали почти все патроны, а продвигаться нам приходилось часто, даже не встречая своих. Вдруг, видим у дороги стоят трое связистов и палят из карабинов вверх, пытаясь перебить провод, чтобы к нему присоединиться и не тянуть свою связь. Подъехали. Смотрим, у них только начатая цинковая коробка с патронами. А у меня карабин был так пристрелян, что бил без промаха.
- Сколько, - говорю, - дадите патронов, если я вам перебью провода?
- Да хоть все забирайте, - отвечают.
Соскочил я с телеги, раз за разом перебил три провода.
- Хватит, хватит, - кричат.
Забрали мы полную "цинку" патронов и поехали дальше. На войне всякое может быть и без патронов там хуже, чем без хлеба.
Прошло уже три дня, как мы отстали от своей части, и это нас очень беспокоило. Переночевали мы на каком-то заброшенном конезаводе, а чуть только рассвело, двинулись в путь. Проехали километра два. Утро только разгоралось. По земле стлался густой белый туман. Тишина стояла как будто после сотворения мира.
Смотрим, слева в тумане румынская семья выехала в поле и прилаживается к пахоте. Рядом - пара лошадей. Лошади - красавцы в сравнении с нашей конягой. Мои спутники разом вскочили - и к ним. Вижу - забрать хотят лошадей. Жалко мне их стало.
- Ребята, - говорю, - чем же они будут кормиться год, если мы у них лошадей заберем? Они же ничего не посеют.
Румыны не поняли, что я сказал, но видимо по интонации поняли, что я говорю в их защиту. Бросились ко мне, пали на колени, целуют мои пыльные сапоги, а сами руки в мольбе тянут. Господи! Стыд-то какой! Это же не наше, это их добро! Отступились мои друзья. Румын выхватил кусок сала и хлеб, что привезли они себе на обед, тянет мне. А мне кажется, что этот кусок сала прожжет мне руки, если я его возьму. А я ведь уже месяца два в наступлении, как только из-за распутицы отстали наши тылы, кормился с бабкиного аттестата. Но там я просил. И мне не отказывали. А тут?
Коломиец подхватил и хлеб, и сало, и мы поехали дальше. Долго ворчали на меня мои спутники и объявили, чтобы я с ними больше никуда не ходил и не мешал им. Не знаю, кто из нас был прав? Я или Коломиец, побывавший в оккупации? Знаю только, что всегда неправым бывает слабый, беззащитный. Такими были мирные люди, когда через них, через их жилища, прокатывалась война. Однако к обеду моим друзьям ворчать надоело. Они развеселились даже и, проезжая через очередное селение и увидевши церковь, решили заехать на обед к попу.
- Бо в попа мы ше нэ обидалы, - со смешком сказал Коломиец.
Заехали. Нас накормили. Но сам поп к нам не вышел, а мы приглашать его не стали. Пообедавши, тут же поехали дальше.
Прошел день. Ночевали в селе. Румыны смотрели на нас как-то странно, враждебно. Потом уж мы узнали, что кто-то изнасиловал в этом селе девушку. Наших солдат в селе не было. В эту ночь один из нас по очереди бодрствовал.
Рано утром сразу же за селом подъехали к реке Сучава. Ширина - метров сто, течение стремительное. По натянутому через речку тросику румын в лодке перевозил желающих. Мост деревянный разобран. Спросили, где есть брод? Он указал нам выше моста. Поехали - правда, мелко, но чем дальше, тем глубже. Наконец, лошадь не выдерживает напора течения, телегу переворачивает, лошадь сбивается сначала по течению, а потом назад. Делаем вторую попытку результат тот же. Что же делать? Бросить свой транспорт, переправляться на лодке и идти пешком? Не хочется. Клянем румына, показавшего нам брод, и спускаемся по берегу ниже моста. Течение самое мощное и видно по течению наибольшая глубина здесь, на нашем берегу.