Прага, 28 июня 1941 года».
Лариса Гениуш не приводит текстов решений, резолюций и телеграмм, принятых на общем собрании белорусов, «проживающих в Протекторате Чехия и Моравия», но довольно подробно описывает, как собиралось и проходило это собрание, как произошло, что председателем на нем был «избран» ее муж Иван:
«Прага гудела, как улей, были страх и переполох, всюду гестапо ликвидировало все, что еще не успело раньше... Мы все поехали, кроме моего мужа, который должен был все-таки зарабатывать на хлеб... Все важно расселись, молчали... каждый думал о судьбе родных, да и о своей. Ермаченко не было. Наконец он вошел, с улыбкой, но кривой какой-то, неполной. Приказал избрать председателя собрания. Ему заметили, что он же сам всегда неизменный председатель собрания, он ответил, что на этот раз председатель организации не может быть председателем собрания. Выставили кандидатуры Захаркиу Здбэйды, мою. Мы во всеуслышание отказались, хоть я понятия не имела, что здесь предвидится. А было вот что: Ермаченко зачитал телеграмму Гитлеру от нашего Комитета. Мы начали протестовать, что Комитет самопомощи — организация аполитичная... Да, перед этим пришел муж... Ему не дали еще ни сесть, ни опомниться, как уже «выбрали» председателем собрания, и Ермаченко начал читать телеграмму... Телеграмму Ермаченко определил как от «белорусов в Праге» или вроде того. Написали протокол собрания, но ни один из нас не подписал его!.. В первый и последний раз был муж председателем на белорусских собраниях, а в Комитете тем более, телеграмму эту послали без него, за подписью, как говорил Ермаченко, «председателя собрания»... (На самом деле телеграмма была подписана так: «председатель собрания: д-р И. Гениуш.» — Б. С.) Самое интересное здесь то, что вскоре с квартиры Ермаченко исчез архив «Белорусского Комитета самопомощи в Праге». Ермаченко, как всегда улыбался...»
Действительно, архив «Белорусского комитета самопомощи в Праге» оказался в Минске, и на его основании ее и ее мужа судили. Двадцать пять лет заключения в исправительно-трудовых лагерях — вот то наказание, которое щедро было отмерено ей и ее мужу Судебной коллегией по уголовным делам Верховного суда БССР от 29 февраля 1944 г. на основании статей 66 и 76 Уголовного кодекса БССР.
После смерти Сталина, когда начался пересмотр судебных дел осужденных и репрессированных, пересматривалось и дело Гениушей — мужа и жены. Комиссия Президиума Верховного Совета СССР от 30 мая 1956 г. обвинение Гениуш Л. А. и Гениуш И. П. признала обоснованным, но, учитывая их примерное поведение и добросовестное отношение к работе, срок наказания сократила до 8 лет, и по его отбытии их освободили из-под стражи. В августе 1967 г. Иван Гениуш обращался в Прокуратуру СССР с ходатайством о пересмотре дела и снятии судимости с него самого и его жены Ларисы. Прокуратура БССР в ответе от 10 февраля 1968 г. на заявление отметила, что Гениуш И. П. и Гениуш Л. А. осуждены правильно, и потому их просьба не может быть удовлетворена.
Сочувствовала ли Лариса Гениуш немцам, поддерживала ли их? Сама она пишет об этом так: «Будущее было еще писано вилами по воде, и ориентироваться на немцев нам было никак нельзя. Я посмотрела на их политику, на варварство и сразу так для себя решила: не писать им ни слова, как будто они вообще для нас не существуют, а если затронуть, то правдиво, и всеми силами души голубить, воспевать, лелеять свою Белорусь, чего нам никогда не позволяли прежде отупевшие колонизаторы нашей земли». И к чести Ларисы Гениуш — эту свою заповедь она выполнила, не написала «ни слова». Когда же началась война, фашисты вступили на Белорусскую землю, написала стихотоворение «Как облачный день — мое сердце сегодня...»
В 1942 году у Ларисы Гениуш выходит в Праге книга стихов «От родных нив». Ею начинают интересоваться уже не только как секретарем БНР и казначеем Комитета самопомощи, но и как поэтессой. «В Прагу приехал Ермаченко, вызвал меня и приказал собираться в дорогу, в Минск! Его гости, сотрудники гестапо, спросили у меня, с кем я работаю, потому что вышла моя книга, где нет ничего о Гитлере, Геринге и новой Европе. Я сказала, (дословно), что мой талант чересчур мал для того, чтобы писать о столь высокопоставленных особах, что я ни с кем не сотрудничаю. Тогда мне сказали: «Кто не с нами, тот против нас».
Тем не менее как раз в эти дни, выступая в «Белорусской газете», издававшейся коллаборационистами в Минске и рассказывая о себе (№ 79(99) от 25 октября 1942 г.) и целях своего творчества, она писала: «...Начались великие события. Сердце охватила жажда творческой, серьезной работы для родного Края... Я пишу еще со школьных лет. Послать что-то в печать — не хватало смелости. Сегодня же не могу не писать, не призывать своих дорогих братьев к борьбе, к великим жертвам и подвигам во имя страдающего нашего народа. Не могу сдержать уже этой бури, которая собралась в наболевшей груди из обид, слез и боли Нашей Земли».