Итак, если ты узнал от юноши, или девицы, что они не согрешили блудом, то спроси, не грешили ли они другим грехом, близким к тому и нарушающим седьмую заповедь. Тут нередко начинаются волнения, краска на щеках, тяжелые вздохи и иногда слезы. Меньшие грехи такого рода, с светской точки зрения, являются предметом мучительного стыда, а большие, т.е. блуд и прелюбодеяние — нередко предметом похвальбы. На оба эти явления указывает даже Лев Толстой в “Крейцеровой сонате”.
Однако, опрашивая о сем своих духовных чад, детей, из коих очень, очень многие виноваты в тайных грехах (петербургские законоучители говорили мне, что виноваты 75%), духовник должен опасаться, как бы не сообщить о способах подобного греха детям совершенно невинным и не знающим никаких пакостей. У детей, уже глубоко погрязших в порочные привычки, они отражаются на лицах: глаза их бывают мутные, щеки как бы мокрые (также руки), а центр лица, т.е. нижняя часть лба и верхняя часть щек вместе с глазами, представляются как бы мертвенными, вроде маски серого цвета, прикрывшей лицо ребенка или подростка. Иногда он допускает греховные действия, совершенно не зная, что это грешно и разрушительно для здоровья. Таких начинай сперва спрашивать, не читают ли они неприличных книжек, не любят ли рассматривать такие же картинки, не допускают ли прикосновения пальцами чего не следует и т.д.
Если подростки, мальчик или девочка, заметят, что ты говоришь им с сочувствием, а не для того, чтобы обругать их и унизить, то уже и сами они предупредят твои дальнейшие вопросы и хотя с внутренней мукой, но не щадя себя, расскажут свои грехи. Слушай их спокойно и терпеливо; не покажи негодования, если услышишь то, чего не ожидал — взаимную малакию, мужеложство, кровосмешение, скотоложство и птицеложство. Все это случается именно там, где дети и даже подростки не знают, что грешно и что не грешно, а видя то, что делают животные, подражают им, а затем, не встретив во-время духовника, который бы сумел принять их исповедь, носят на своем сердце тяжелый камень содеянного греха, и сперва молчат о нем по незнанию, а потом, выросши и сделавшись самолюбивыми, уже просто стыдятся признаться в своих неразумных делах, но в то же время носят в себе мысль, что они осквернены на всю жизнь, и приобретают унылое и раздражительное настроение души. Однако здесь еще не конец их духовному бедствию; другой помысл говорит им: все равно ты уже мужеложник или кровосмесник; нечего тебе останавливаться перед меньшим грехом блуда и подобными; так и увядает молодая душа, не встретившая себе духовной опоры.
Когда же ты, любезный духовник, узнаешь, в чем грех твоего духовного чада, то, если он знает качество этого греха, тогда, смотря по тому, близок ли он к унынию, либо, напротив, настроен весьма беспечно, сообразно с его настроением увещевай его. В первом случае, покажи ему по требнику, что обычный у детей и подростков грех, хотя и противен Богу, но наказывается далеко не столь тяжкими епитимиями, как блуд; грехи же, допущенные в очень молодом возрасте по неведению, хотя бы были и очень преступны, не вменяются как тяжкие, лишь бы они не повторялись уже сознательно; наконец, поясни им, что отвратительный грех содомский, в коем многие, почти невинные мальчики и подростки ошибочно считают себя виноватыми, есть вовсе не то, чем они полусознательно или вовсе несознательно грешили. Они были, вероятно, в том грехе, который упоминается в 29-м и 30-м правиле Номоканона, а тот тяжкий грех — в 28-м, 185-м, и 186-м, где описана и разница по степени виновности между этими грехами. К сожалению, и большинство духовников этого не знают, и повергают, например, послушниц, признающихся в том меньшем грехе, такому же осуждению, какое положено за самый тяжкий, а поэтому укрывание грехов на исповеди в женских монастырях и общинах есть явление не очень редкое.