Насколько смутно и подавлено бывает настроение изображенных выше молодых грешников и грешниц, настолько бесстыдно и далеко от покаянной настроенности оказывается по большей части обращение более взрослых юношей с продажными девицами или распутными женщинами зрелого возраста, их соблазнившими на грех. Мы уже упоминали в своем месте, что эпоха подобных падений в учащемся юношестве совпадает с потерею ими веры, а в юношестве деревенском с упадком благочестия и с порывами кощунства, в последнее же время с таким же дерзким отрицанием, как и у студентов. Вникнем в эту печальную связь нецеломудрия с неверием внимательнее. В созревшем мужском организме — пробужденное самодовольное чувство молодого самца; оно поддерживается и переменой общественного положения юноши: в обществе он становится лицом самостоятельным — студентом, или в качестве старшего гимназиста готовится вступить в эту, совершенно ничем не стесняемую, среду; в этой среде он чувствует себя женихом, выходит из-под постоянной опеки родителей; сам себе что-нибудь зарабатывает, и вообще получает условия, благоприятные для самодовольного настроения. С своей стороны пробудившаяся половая похоть имеет нечто общее с таким настроением и вот ему желательно жить без всякого стеснения; он мысленно говорит себе: Веселись, юноша, в юности твоей...и ходи по путям сердца твоего и по видению очей твоих (Еккл. 11, 9); но дальнейшие слова Екклесиаста, хотя бы он никогда не читал этой священной книги, будучи предъявляемы ему голосом совести, производят в нем сильное раздражение и возбуждают враждебное чувство против Бога и благочестия. Вот эти слова: только знай, что за все это Бог приведет тебя на суд (Еккл. 11, 9). Правда, не столько будущий суд страшит его и сердит, сколько сознание запрещенности его грехов, их осужденности и Богом, и родителями, и старшими и их наказуемостью самой природой в виде венерических болезней, угрожающих своим жертвам внешним уродством и сумасшествием. Между тем проникнуться сознанием своей виновности, своей греховности он вовсе не склонен при своем торжествующем самодовольстве, и вот он становится в противление или оппозицию и Богу, и священнику, и Церкви, и старшим, и общественным убеждениям и приличиям. Отсюда и рождается интеллигентный нигилизм и простонародное хулиганство. Чтобы успешнее зажимать уста своей совести, молодежь прибегает к помощи вина, иногда грубой ругани и даже богохульства, дерзких ответов старшим, дабы оградить себя со всех сторон от пробуждения совести. Но самую ценную услугу для греха оказывают книжки, отрицающие истины святой веры и высмеивающие их. Вместе с книжками, и картинками, и безнравственными зрелищами, да еще при помощи товарищества с совершенно развратившимися и неверующими людьми, эти средства одурманивания самих себя и являются причиной тому, что юношество забывает дорогу в храм Божий и к духовному отцу. Но это еще не все. Революция создала еще одно средство для окончательного усыпления совести человека: жестокие казни людей невинных, соединенные с истязаниями и издевательствами, а также грубые кощунства над церковными святынями и молитвою людей верующих. На все эти ужасные злодеяния, от которых приходила в ужас вся вселенная, находилось, однако, довольно охотников, побуждаемых, конечно, ни чем иным, как желанием убить в себе голос беспощадно бичующей их совести и навсегда от нее отвязаться. Это же побуждение, иногда почти несознаваемое юношами и девицами, — а подчас и людьми пожилыми — понуждает их жадно отыскивать и читать все, что печатается против Бога, Церкви и заповедей Божиих, и гневно отворачиваться от всякой предложенной их вниманию книги или беседы, защищающей истины веры. Зато с каким доверием и без всякой проверки вслушивается молодежь в речи своих более самоуверенных товарищей, а иногда и потерявших совесть врачей о том, будто блудные дела являются неодолимою потребностью для физически созревшего человека, без удовлетворения которой он будет болеть или даже сойдет с ума.