День для испытаний выдался на удивление чудесный. Ветер как по заказу стих. Ярко сияло солнце. В безоблачном, нежно голубом небе над голыми, покрытыми прошлогодней желтой травой пологими сопками белыми кудрявыми стовбурами ввинчивались в небо, таяли в высоте дымки походных кухонь и печек в палатках танкистов. Звенели на морозном воздухе, стреляли выхлопами прогреваемые перед выездом на директриссу моторы танков.
Генералы вышли из кабин вертолетов, но далеко не расходились, дабы побыстрее сбежать обратно в теплый банкетный зал после быстренького завершения самой неприятной процедуры — стрельб на свежем забайкальском морозце градусов так под сорок ниже нуля. От дыхания у всех проявились под носами ледяные наросты, подошвы утепленных сапог и унтов постепеннно задубевали, папахи начинали куржавиться изморозью, нахлобучивались постепенно все глубже и глубже на начальственные лбы.
Урча моторами и поплевывая дымками из выхлопных труб танки вышли на исходный рубеж атаки, замерли, поводя длинными хоботами стволов и взвыв моторами рванулись к виднеющимся на склоне сопки макетам целей.
Близился миг торжества. Вот головной танк привстав на мгновение выплюнул из ствола нечто похожее на серый комок желеобразной протоплазмы. Это нечто, вяло болтаясь в воздухе, пролетело некоторое растояние и, повинуясь закону всемиронго тяготения, смачно шлепнулось на землю. Следом за первым таким же сгустком харкнуло дуло второго, а затем третьего танка. Все зрители стояли разинув рты и вытаращив в изумлении глаза. Танки остановились, и в открывшихся люках появились головы не менее удивленных танкистов.
Сначала все остолбенели, но затем разом потянулись к застывающим на заледенелой земле серым соплям. Вертолетчики двинулись было следом за комиссией, но как петрушка из коробка выпрыгнул вперед замполит и зашипел гадючкой, потрясая перед замерзшими носами кулачонками в кожанных новеньких перчатках.
— Не смотреть, не ходить, не разглашать. Запомните крепко-накрепко! Для нас лучше будет ничего не знать, не видеть и не слышать.
Действительно и сам замполит не пошел смотреть на позорное фиаско. Может прав был, кто знает. Жизнь учила их тоже сурово — не высовывайся.
Скоро однако мороз загнал начальство обратно в вертолеты. Генералы матерились от души, поливая потоками проклятий пиндюков, отгрузивших в Забайкалье огнеприпасы прошедшие тестирование и предназначенные для применения в районах со среднегодовой температурой не ниже пятнадцати — двадцати градусов Цельсия. Ясненько, что при наших минус сорока зажечь огнесмесь оказалось невозможно даже паяльной лампой.
Эпоха разгильдяйства и простодушного идиотизма набирала обороты. Позже мы уже не удивлялись получая машины в тропическом исполнении, а просто бросались утеплять их, доводить до нормы.
Может представление с замороженными соплями повысило тонус и отвлекло гарнизонный народ от горестей с Новым домом. Может — Новый Год. Может пообвыкли в шестиградусных удобствах, в надежде на весну и лето. Не залетел, не попался майор на квартирных делах, проскочил ужем, хоть и судачили наши закутанные в платки тетки по кухням, обсуждая финты замполита. Вздыхали, отмечая его ум, сметку и проворство. Ставили в пример своим недотепам мужьям.
То ли стукачей среди нас не оказалось нештатных, а штатные свой куш сорвали, то ли, удача его была такая, но пронесся замполит мимо всех неприятностей, словно слаломист по трассе меж красных флажков, ни одного не задел, не повалил. Ни одной проверки, ни одного запроса, ни одной комиссии…
Замполиты, видать все психологи попадались. Знали они душу нашу. Понимали ее лучше чем сами обладатели. Лазили по ней, где надо поправляя и перекраивая эту самую душу бестелесную на свой манер, подгоняя ее под стандарты ими придуманные, ими записанные, ими редко когда соблюдаемые, ими презираемые и, в конце концов, ими же и оплеванные.
Может раньше и были они другими, может и правду писали и пели о комиссарах. Кто знает? Те о ком пели, те кто эти песни слагали уже давно померли. Спросить не с кого…. Спросить не у кого… Разве у диназавра или мамонта спросишь — Чего это вы братцы повымирать решили? С какого такого горя?