«Дорогой Фред!
Только что закончил корректуру последнего (49-го) листа книги…
…Итак, этот том готов. Только тебе обязан я тем, что это стало возможным! Без твоего самопожертвования ради меня я ни за что не мог бы проделать всю огромную работу по трем томам. Обнимаю тебя, полный благодарности!..
Привет, мой дорогой, верный друг!»
Из письма К. Маркса Ф. Энгельсу. Лондон, 16 августа 1867 года, 2 часа ночи.
И все же в ряд близких, любимых Маркс ставит Шекспира, Эсхила, Гёте. Почему?
Из трех великих Гёте был почти рядом, был современником. Когда он умирал в Веймаре, Маркс уже учился в Трирской гимназии. Гёте был старше только на три четверти века. Шекспир же — на два с половиной столетия, а Эсхил — «старше» еще на два с лишним тысячелетия… Тем не менее они соединились в Марксовой любви к поэзии как большая родня.
Их роднит неутолимая жажда жизненной правды, поиск «реального бытия истинной человеческой сущности». Это непрестанно и глубоко волновало Маркса. Мудрость их реализма не в том только, что каждый в своем веке являлся самым громким рупором времени, а в том, что они стремились выявить и выразить природу «реальных отношений», очеловечить обесчеловеченный мир, помочь грядущим преобразователям жизни осознать существование страдающего человечества, которое мыслит, и мыслящего человечества, которое подвергается угнетению». Поставив рядом разделенных веками трех титанов-правдолюбцев, Маркс как бы хочет обнять, соединить в своем сердце всю правду тысячелетий, нашедшую воплощение в озаряющей поэзии.
— Мировая история — величайшая поэтесса! — воскликнул однажды Энгельс, препровождая стихами Гейне целый ворох ошеломляющих политических новостей в письме к другу.
Поистине так! Глубинные явления и значительные события нередко проступают на исторической сцене в самых ярких образах и сочных красках, в бурном сплетении сильных страстей и эмоций, в неожиданном и напряженном динамизме. В художественном освоении мира участвуют и «мыслящая голова», и «сильно чувствующее сердце». В слове поэта не только факты жизни, события истории, но и нетленные ценности духа. Поэзия творит по своим «законам красоты», но истинный художник не преступит законов жизненной правды, он только обогатит исторический факт своим видением, своей мыслью, своим чувством.
В отличие от Гегеля, категорически отводившего художественному освоению мира второстепенное место среди форм познания, Маркс рассматривает искусство как богатейшую сокровищницу интеллектуального обогащения человека. Это, разумеется, специфическая форма познания мира, но она ни в чем не уступает другим формам, — убежден он. Важно только понимать саму природу и законы художественного творчества, чтобы язык образов легче переводить на язык исторической действительности.
В совершенстве обладая этими «переводческими» способностями, Маркс с первых же своих научных трудов преподал образцы того, как следует выводить социально-исторические истины даже из иррационального мышления, переплетенного с художественным творчеством. Что же касается трех исполинов мировой поэзии, отмеченных любовью и доверием Маркса, то они, безусловно, могут быть авторитетнейшими учителями истории. И по их строфам он также изучает многострадальную биографию человечества.
Но ценит их не только за это. Он постоянно обращается к их творениям, чтобы насладиться и полифонией стиха, и объемной многозначностью, мыслей, и бронзовым отсветом их поэтических красок… Насладиться?! Но разве человеку, которому предназначено историей разобрать по винтику капиталистический молох эпохи сельфакторов и локомотивов, электрического телеграфа и кредитных банков, — разве этому человеку доставляет удовольствие общество Гермеса и Юпитера или даже Фальстафа, Фауста?.. Ведь это все тени ушедшего времени, отражение мира в зеркале его детства. Искусство более зрелого общества должно бы захватывать сильней.
— Трудность заключается не в том, — поясняет Маркс, — чтобы понять, что греческое искусство и эпос связаны с известными формами общественного развития. Трудность состоит в том, что они еще продолжают доставлять нам художественное наслаждение и в известном отношении служат нормой и недосягаемым образцом.