Филологические исследователи Маркса составили своеобразную галерею шекспировских персонажей, прошедших через страницы его трудов. Первое место принадлежит Фальстафу — он чаще всего появляется на авансцене Марксова «театра действий». За ним следуют Шейлок, Тимон Афинский. Затем персонажи «Короля Лира», «Отелло», «Гамлета»; целая вереница комедийных типов: Аякс и Терсит, столяр Снаг и ткач Основа…
Очевидно, Шекспир «помогает» Марксу не только своим осмыслением бытия и глубоким исследованием человеческий личности, он еще оснащает его целым арсеналом сатирических образов, отточенных стрел-стихов. Маркс блестяще выводит свои иронические параллели, «ошекспиривая» боевую публицистику, без промаха поражая противника.
Биографы и исследователи Маркса дружно и радостно произносят слово «культ», когда заходит речь о господстве великого английского драматурга в. семье Маркса. И действительно, все три дочери назвали любимым поэтом Шекспира. Даже Элеонора уже в шесть лет знала наизусть целые сцены из Шекспира. Вполне естественно, что именно в этой семье при активном содействии ее главы сложился своеобразный клуб горячих поклонников и тонких ценителей Шекспира. Помимо старших Марксов и трех их дочерей, на шекспировские чтения чаще всего приходят Фридрих Энгельс, драматург Эдвард Роз, актриса Теодора Райт, писательница Долли Редфорд и ее муж-юрист, поэт Генри Юта. Марианна Комин, также участница «Догбери-клуба», названного именем персонажа комедии («Много шума из ничего»), вспоминает свое первое выступление. У нее была роль принца из любимой Марксом пьесы «Жизнь и смерть короля Джона». Во время декламации она ловит себя на том, что все ее внимание поглощает большая голова Маркса, окутанная длинными седыми волосами, седой пушистой бородой, с мерцающими проницательным юмором черными глазами. Он сидит в конце длинной комнаты с нишей, а позади, в углу, на пьедестале возвышается бюст Юпитера — многие справедливо находят сходство между ними…
Помимо этих домашних чтений, члены «Догбери-клуба» нередко встречаются на шекспировских спектаклях в лондонском «Лицеуме», а главное, каждый в меру способностей и возможностей содействует упрочению авторитета великого драматурга. Если старший из Марксов берется иногда за перо, чтобы защитить «честь Шекспира», то самая младшая в семье, Элли, придет час, станет подмастерьем в известной школе английского шекспироведения.
Даже по одному этюду из «Ландшафтов» Энгельса можно представить себе, насколько Шекспир был близок, понятен, осязаем в обществе «Догбери-клуба».
— О, какая дивная поэзия заключена в провинциях Британии! — мечтательно восклицает Энгельс. — Часто кажется, что ты находишься в golden days of merry England и вот-вот увидишь Шекспира с ружьем за плечом, крадущимся в кустарниках за чужой дичью, или же удивляешься, что на этой зеленой лужайке не разыгрывается в действительности одна из его божественных комедий. Ибо где бы ни происходило в его пьесах действие — в Италии, Франции или Наварре, — по существу перед нами всегда merry England, родина его чудацких простолюдинов, его умничающих школьных учителей, его милых, странных женщин; на всем видишь, что действие может происходить только под английским небом.
И наконец, о Гёте. Сколько мыслей и чувств рождается у Маркса в поэтической сени «величайшего из немцев»! Как молодые побеги жадно впитывают соки земли, так и растущий интеллект будущего мыслителя прежде всего вбирает живительные силы родной культуры, самые мощные токи ее мысли. Представим, дорогой читатель, если бы в наши с вами отроческие годы «закатилось солнце русской поэзии», мы всю бы жизнь свою прожили в его бликах. Так и Маркс, до четырнадцати лет живший во «времени Гёте», конечно же, оставил его в своем сердце навсегда. «Маркс знал Гёте наизусть», — подтверждает Лафарг. Исключительно высоко ценил его «мраморный стиль», «язык фантазии и сердце». Гётевский стих был непременным украшением письма — он по праву соперничает с шекспировским стихом. В том же «Капитале» чаще всех из поэтов после Шекспира цитируется Гёте, вернее, его «Фауст». Знаменательно! На протяжении целых семисот страниц гётевская поэзия представлена здесь только этой бессмертной трагедией — мы встречаемся с ее героями то в кабинете Фауста, то в погребах Ауэрбаха, то за городскими воротами, а то и «на небесах…». Конечно же, нс случайны в «Капитале» при громопаде миров и отзвуки трагического спора Фауста и Мефистофеля о человеке и его месте на земле.
Да, Гёте стоит совсем рядом, он — восходящая гордость отечества, достояние народа. Потому-то любовь к нему так страстна и постоянна, так сложна и взыскательна. Для коммунистических учителей отнюдь немаловажно, как развертывается ожесточенная борьба за духовное наследство великого пророка.