Лк. 14:27 и кто не несет креста своего и идёт за Мною, не может быть Моим учеником
Лишь только эти строки успел прочитать он, как в другом углу зашумел настоятель.
– Спасибо Господи! – проговорил он куда-то в сторону Ромы и тот ответил ему тем же.
Отец вдруг неожиданно зашагал, тяжело хромая, направляясь в его сторону и не доходя пары метров вдруг остановился. Немного отдышавшись, он пригляделся к его удивленному виду, видимо высматривая общий вид и спустя несколько тяжелых и болезненных вдохов сказал – Будем сегодня подниматься?
Обычно, раньше, для него такие предложения были не очень интересными, скорее добровольно принудительными, но теперь он резко встал и подошел к его телу, без лишних слов обнимая своего настоятеля и кивая лишь своей уставшей головой.
Оказавшись наверху, первым делом пришлось немного удивиться тому, что мир был всё таким же спокойным, как и вчера. Теперь это было очень странно и даже немного страшно. Не видеть жутких бурь и сильных морозов – всё равно, что раньше наблюдать проливной дождь несколько недель подряд. Ощущение того, что за всем этим, как за большим и неожиданным отливом может стоять смертельное цунами витало в мыслях постоянно. Серый снег всё так же спал, лишь только в местах сквозняка немного поднимаясь на несколько секунд и тут же падая обратно на бетонный пол полуразрушенного храма.
Они выходили с небольшой опаской, вполне ожидая услышать или увидеть что-нибудь новое, происходящее в селе, но мертвую тишину перебивал лишь только иногда немного хрипящий голос настоятеля. Рома только здесь, при маленьком, но настоящем свете, смог увидеть, как за один день постарел отец Михаил. Мешки под красными глазами, капилляры которых лопались, видимо, с каждым его резким движение, свисали так, будто бы он побыл в аду. Уставший вид подбавляли впадины на щеках, которые раньше были присуще только его тощему ученику. Значит, даже верно оказанная самому себе помощь, всё равно не давала о себе забывать.
С небольшим трудом, спустившись вниз, туда, к первым дома они шли прямо посередине разбитой временем и условиями дороги, пытаясь не замечать остатки разрушенных домов по сторонам. Где-то на фундаментах всё ещё стояли наполовину сгоревшие бревна, иногда даже были почти цельные, но пустые коробки с прогнившими крышами, ну и конечно там, где ещё ощущалась жизнь, стояли достаточно приметные домики, выпускающие из своих труб легкие пары белого дыма.
Отец, как обычно, шел впереди и было понятно, в какой дом он идет? Он шел именно туда, где жила Марта. Чем ближе они подходили к этому месту, тем больше Ромино нутро пыталось вылезти наружу, биополярно раздваиваясь в мыслях, что он хочет сейчас увидеть больше – убитых горем её семью, либо то, о чем думать вообще никак не хотелось? Был ещё вариант остановить этого нацеленного, большого человека, предложив пойти пока что в другие места, но лишь на старте этой мысли он тут же вспоминал, кто такой на самом?
Когда этот неприметный домик появился на горизонте, по ними обоими вдруг что-то ударило. Такое, что било примерно как тогда отец по металлическому листу, только на этот раз лишь немо. Труба, ведущая к подземной печи того самого захолустья, стояла, не издавая никаких признаков жизни. Раньше, обычно, из неё шел белый дым, расстилающийся над большим участок прилегающих рядом, заброшенных полей, но только не сейчас. Всё было остановлено, как казалось, навечно. После этих мрачных видов он больше не хотел воображать в своей голове что-то ещё.
Подойдя ближе, дом оказался никак не разбитым. Окна были целы, дверь тоже стояла на своем месте. Отец Михаил, с небольшой осторожностью, подобрав в их палисаднике небольшой кусок металлического уголка, стал подходить к порогу. Небольшим стуком о дверь получилось случайно открыть её и дальше был виден такой же, нараспашку распаханный, вход в подвал.
– Подождешь здесь или будешь …? – сразу же спросил Рому он?
– Спускаться, – резко ответил тот, видимо не желая сейчас особо что-то даже думать. В его глазах сейчас одновременно был страх и злоба.
Страх, накрывший его с ног до голову внизу оказался гораздо больше, нежели тот, что он себе воображал, пытаясь представить всё это. Старец присел на рядом стоящий табурет и схватился обеими руками за свое покрасневшее от боли лицо. Даже для него, пережившего, как казалось, всё на свете, такое было очень сильным ударом.
Двое детей, в окровавленных одеждах, навсегда остались лежать уткнувшимися головами в матрасы. Тело каждого из них было похоже на решето, что сводило Рому в ещё большее в нежелание понимать всё, что произошло? Видя это, ему только сильнее не хотелось понимать, что на самом деле происходит в этом мире? Почему люди убивают тех, кто ни в чем не виноват? Зачем им это было нужно и как теперь они живут с этим? Такие вопросы вводили его в ещё большую паутину, первым делом, выбравшись из которой, ему почему-то хотелось сломать то самое радио, что постоянно твердило им о небольших проблемах, временно происходящих в России.