Рома сидел мертво, не издавая даже малейшего шороха. Конечно, за последние несколько месяцев, он понял, что от отца Михаила можно ожидать чего угодно, но предугадать это он всё же никак не смог. Одновременно его наполняли чувства стыда и непонимания. Стыда конечно от того, что он, как оказалось, делал это не только внутри себя, а непонимания от того, зачем тогда отец делал его жизнь ещё более тяжелой? Зачем тогда он оставлял его после вечерних богослужений, помогать чем-либо прихожанам либо же кому-то из уборщиц? Зачем было нужно ещё больше заставлять его разочаровываться в отце и его братьях? Такие вопросы теперь задавать было немного страшновато, но это было то, на чем, как казалось ему, и держалась вся эта пирамида ненужного зла, растущая ещё до нового, темного времени всё больше.
– Никогда раньше не любил, как вы вешали на мои плечи какую-то дополнительную работу, – тихо, словно шепотом, вытянул из себя он настоятелю.
– Да, для тебя это всегда было самым неприятным, – спокойно сказал отец. – Ты никогда не хотел с любовью делать то, что я на тебя возлагал.
– Отче, – более уверенным голосом, словно выйдя из спячки, начал Рома. – Как можно было любить всё это?
– Такой вопрос, брат мой, ты должен был всегда задавать именно себе. Ты когда-нибудь это делал?
Рома немного задумался, уверенно думая, что совершал это неоднократно, но в итоге, так и не нашел доказательств этим самым своим уверенным помыслам. Он молчал, всё так же, где-то глубоко внутри себя, держа эти горячие и нелегкие воспоминания всего прошлого.
– Вот именно за всё это и нужно было любить.
– За что?
– Как раз и за сложность этих трудов. Ведь ты и сам знаешь, как человеку порой не просто прийти к истинной вере.
Рома ничего не отвечал, всё так же грустно, тая в себе этот недобрый огонек и смотря в темноту.
– Ты когда пришел, то я сразу понял – Москвич. – Отец немного засмеялся, тепло поглядывая на молчаливого Рому. – Ты же тогда приехал, как сейчас помню, со своими книгами, техникой, одеждой и даже со своими мыслями. Конечно, это было не плохо и отчасти даже правильно, но ты, брат мой, приехал в обитель, где все живут не так и все пытаются подойти как можно ближе к Богу, а не отдалиться. Ты, вроде как, тоже был горяч поначалу этой целью. У меня даже в памяти ещё осталось, как ты раньше пытался ходить с нами на ночные молебны, как ходил с нами в купель.
– Вы даже на ночном молебне, отче, заставляли меня читать эти записки, – так же резко, как и в тот раз, перебил его он.
– Да. Я делал всегда это, чтобы ты во трудах этих и постиг божью благодать. Ты ведь стал от нас в какой-то момент отдаляться. Стал перечить братьям, больше уединяться и закрываться в себе. Я же это видел.
– У меня свои представления о Боге, – сказал Рома именно то, что всегда держал в себе, боясь в какой-то момент выпустить наружу.
Отец Михаил немного улыбнулся, никак не удивляясь его словам и взяв свои матрасы, подсел к нему ближе.
– Знаешь, брат, это совершенно верно. Каждый воспринимает Господа по-своему. Кто-то считает, что общается с ним под какими-либо эмоциями, кто-то же под влиянием каких-то поступков, ну а кто-то думает, что обретает истинную связь с Богом после того, как полностью завладеет своим контролем.
На последних словах Рома немного зашевелился, видимо понимая, что в этих вариантах есть и его взгляды.
– Но главное в том, что невозможно обрести настоящий покой и начать общаться с Богом, не пройдя всех его испытаний.
– Так эти испытания были не от Бога, а от вас, отче, – тут же поняв, о чем речь, сказал Рома.
Отец снова приятно посмотрел на него. В его лице всё так же странно было лишь тепло, словно он и не знал, что такое гнев?
– Я старался, мой дорогой брат, чтобы ты через эти небольшие трудности увидел те, которые могу тебе дать уже не я.
Здесь и был тот момент, когда Ромина глубокая злость в первую же секунду потухла, ещё даже не успев толком понять, что стоит за этими словами, но уже примерно понимая их смысл. Он сразу почувствовал на душе какое-то непонятное состояние, будто бы сам лично сбросил с себя всё то, что мешало ему раньше существовать и холод, шедший сверху, моментально пробрал его до костей.
– Может быть ты вспомнишь, как к тебе когда-то приходил, тогда ещё, её будущий муж? Помнишь?