Сейчас, когда этот снег бил Роме в побитые, защитные очки, он первым делом почему-то вспоминал именно их. Скорее всего, страх всего окружающего напоминал о своем существовании, даже имея на себе самое малое, что было особенно необходимо.
Через несколько минут они уже были на пороге того самого дома, что так волновал его. Это было единственное живое место, где Ромино безразличие временно уносил ветер, а волнение накалялось на столько, что никакой холод не мог не то чтобы унести, но даже охладить.
Отец Михаил довольно странно, с какой-то тайной улыбкой, посмотрел на него и сказал:
– Ну что, сам позовешь, или всё же мне?
Тот резко заволновался на даже таком простом вопросе и помычав несколько секунд дал ему понять, что нужно делать?
Настоятель сделал несколько стуков в дверь и замер в ожидании ответа вместе со своим братом. Буквально через минуту, без каких-либо вопросов дверь открылась и где-то там, внизу, стояла маленькая девочка, в глазах которой было что-то очень ценное.
– Аленушка, здравствуй, – сказал ей тот самый, старый седой мужчина, присев на колено и взяв её за руку.
После того, как тот поцеловал её крохотную ручку, она, будто бы прячась, прыгнула в его теплую грудь. Уткнувшись туда её маленькое тельце моментально спряталось за черной, густой и длинной бородой и судя по всему, она не очень то и хотела от туда выбираться.
– У тебя всё хорошо, моё солнышко?
– Да, – тихим и довольно боязным голосом просопела она.
– Тогда чего же ты так боишься?
Девочка ничего не отвечала, только больше упираясь в его грудь.
– Ну что ж, давай тогда зайдем в гости к твоим родителям, проведаем их так сказать, – сказал он, взяв её на руки и пошагав прямиком в дом.
Рома шел за отцом с небольшим волнением и чувством неуверенности в своих действиях. На какой-то момент в его голове неоднократно промелькнула мысль о том, нужен ли он на самом деле здесь? Все его сомнения имели весомую причину, открыто скрывавшуюся на шарахающихся по стенам глазах.
– Здравствуй, Марта, – радостно проговорил вперереди идущий, красивой, стройной девушке, чуть меньше тридцати, которая шла им навстречу и пыталась поймать свою дочку прямо на лестнице в подвал.
– Здравствуйте, отец Михаил. Рома? И ты здесь, ну привет, – почти шепотом пробурчала она это себе под нос.
Тот резко переглянулся с ней взглядом и сразу же убрал два своих открытых секрета куда подальше, куда-то в сторону заброшенной наверху кухни.
Спустившись вниз, из другой комнаты к ним сразу же вышел её муж, чтобы просто молча покивать им двоих головой. Для Ромы, появление этого человека не вызывало никакой реакции. Он словно не существовал для него, ну или хотя бы пытался не существовать.
– Как ваши дела? Лера как-то странно напугана. У вас тут всё в порядке?
– Да, – резко ответила Марта, словно бы отвечая «так точно» у себя в голове. – У нас всё хорошо.
Она произносила это, стараясь не пересекаться взглядом с отцом Михаилом. Её голос говорил это, словно зная, что сзади в её владельца целится заряженный автомат, способный выстрелить ровно после того, как входная дверь вновь захлопнется и эти двое бесследно уйдут.
– Ну ладно, – сказал отец. – А дети? Чего дети то такие испуганные?
– Погоды, наверное, боятся, – произнесла Марта, – Вы же сами видите, что там происходит.
– Ну да, – неожиданно произнес тот, будто бы смиряясь с этой очевидной ложью.
– Ну ладно, дорогая, мы пойдем тогда, раз у вас здесь всё хорошо, – сказал отче и неожиданно для всех развернулся в сторону лестницы, собираясь уходить.
– Подождите, – почти тут же произнесла она. – Не могли бы вы Тасеньке нашей помочь. Она болеет… Уже третий день.
– Да, конечно, – произнес отец и сразу же направился вперед всех. – Где она у вас тут?
Таисия была младшей дочерью Марты, которая появилась на свет уже после того, что произошло. Для большинства людей, такие события теперь были чем-то невероятным, как казалось Роме, но только не для её мужа. Этот поросенок, на которого он и смотреть не мог, лишь сидел у ржавого камина, разглядывая в своих руках уже до смерти затрепанный журнал «Playboy», который он, видимо, достал где-то в заброшенных домах. У него абсолютно не было никакой реакции на отца а уж тем более на Рому. У него даже не было никакой реакции на Марту. С сожалением приходилось представлять, как он относится к детям и знать, как относится к ней.